Сороковник. Книга 4

Только тогда осиротевшая мать подняла голову. Взгляд бездонных агатовых глаз был полон такой боли, что Аркаша содрогнулся. Ледянка слабо дёрнула хвостом, в основании которого до сих пор занозой сидело копьё, и уставилась на Васюту, отчего-то именно на него.

"Всем стоять тихо", — шепнул по мысленной связи оборотник. "Тихо. Она не должна броситься. Мы сейчас спокойно уйдём…"

Косые прорези гигантских ноздрей дрогнули. Да, Ледовички не дышат, но иногда втягивают воздух, дабы различить запахи. Она принюхивалась. Принюхивалась к Васюте и даже, кое-как поднявшись, заковыляла в его сторону. Угольно-чёрные глаза расширились.

"Вася, спокойнее, она не агрессивна, слышишь? Когда они нападают — глаза суживают… Держи Чёрта, он не человек, у него инстинкты…"

Сжав бока жеребца коленями, Васюта силой удержал того на месте. Чёрта била крупная дрожь, он никак не мог решить, что делать: броситься на врага — или подчиниться хозяину? Оборотник мысленно коснулся лошадиного сознания. "Друг. Это большой друг. Другу плохо. Просит помощи", — объяснял он, как мог, и упустил момент, когда дракониха подползла вплотную. Что-то её манило. Что-то влекло, заставив забыть об осторожности, боли и страхе. Что-то…

Когда огромная голова со сверкающими клыками нависла над башкой Чёрта, конь пригнулся, но не тронулся с места. Ледянка же уставилась на Васюту… умоляюще? Фиолетовый раздвоенный язык, неожиданно высунувшись из пасти, осторожно коснулся панциря Муромца, скользнул по железной груди к поясу…

— Я понял, — неожиданно сказал Васюта. — Бедная ты… Сейчас отдам. Только отойди, не пугай никого.

Отпрянув, она попятилась, уставившись на Муромца с каким-то странным голодным выражением глаз. Из кисета, прикреплённого к крючку на кожаном поясе, Васюта, помедлив, извлек небольшой предмет на массивной золотой цепочке. Прихватил цепь, раскрыл ладонь — на ней был изумительной красоты синий камень величиной с яйцо и такой же гладкий, не гранёный… А внутри, не на пещерных светлячков отзываясь, а своим собственным золотистым светом горела живая искра.

— Это, что ли? — с грустью спросил Васюта.

Ледянка заморгала, из глаз её покатились слёзы. Они падали, застывая на лету, и разбивались вдребезги, коснувшись каменного пола. Не испытывая более терпения Чёрта, Муромец спешился, подошёл к постаменту, бережно положил Василисин оберег в опустевшее углубление. И едва не был сбит с ног, так стремительно кинулась к новому яйцу дракониха. Она дышала на него холодом, капала слезами, облизывала, вновь охлаждала, а яйцо подрагивало, увеличивалось в размерах, и, казалось, оживало. Огонёк внутри него разгорался всё ярче.

Где, в каких пещерах Васютиного мира добыл этот камень старый волхв Снегирь? Знал ли о его свойствах, когда принёс Василисе? Кто ж теперь скажет… Но, видно, несмотря ни на что, суждено было этому найдёнышу родиться и вырасти, пусть и в чужом мире.

Васюта уже взобрался в седло, уже сделал знак остальным — едем! но Аркадий не мог уйти. Не выдержав, он соскочил на землю и, воспользовавшись, что дракониха ничего кроме яйца не видит, подскочил прямо к хвосту. Он понимал, что второй попытки у него не будет, а потому, схватившись за древко застрявшего копья, рванул изо всех сил. Ледянка дёрнулась, рыкнув, но силы толчка хватило, чтобы отбросить Аркашу вместе с копьём в сторону.

— Она же не со зла, — поясняет Аркадий. — Это от боли, рефлекторно: вздрогнула, хвостом пристукнула и забыла. Зато меня потом — в обоз, куда ещё со сломанной ногой-то…

* * *

Звуки лёгких шагов заставляют нас одновременно повернуть головы.

— О, вот и он, твой персональный ангел-хранитель! Вот кого надо было в Лабиринт брать, кого угодно со дна моря достанет… Вань, ну я пошёл, что ли, ко мне приехать должны, наверное, уже прибыли…

Леди Диана укоризненно качает головой.

— Сэр Аркадий, вы не слишком увлеклись разговорами? К вам действительно пришли из мэрии, не заставляйте себя ждать. И будьте любезны, впредь избавьте меня от ваших шуточек. Иоанна, вам пора отдохнуть.

— Но… — пытаюсь я возразить. Аркаша предупреждающе прикладывает палец к губам.

— Режим, — железным тоном заявляет Диана. И смягчает резкость улыбой. — Вам же хочется хорошо выглядеть на вечернем торжестве? Будьте благоразумны.

— Кажется, только этим я и занимаюсь, — говорю с досадой. — Ещё немного — и позволю надеть на себя нагрудничек и уложить в коляску… Да иду, иду. Аркаша… — Он притормаживает, уже было встав. — А дальше-то что? Ты мне потом доскажешь?

— Сэр Аркадий! — сердится моя маленькая надзирательница. — Вас ждут!

Он только усмехается.

— У Лоры спроси. Или у Майкла, он у нас, сама знаешь, с памятью хорошо работает…

— Сэр Аркадий!

— Ухожу, Ди, не ругайся! — Оборотник обнимает разгневанную сестричку и нежно чмокает в щёчку. — Не сердись, надо же мне душу отвести, считай — последние часы холостяцкой жизни! До вечера, девочки!

Он скрывается за ближайшим поворотом аллеи, миг — и его уже не видно, только слышен шорох гравия под ногами, и рыжим пятном скользит по кленовым ветвям приспавший до этого на солнышке фамильяр. Диана смущённо потирает щёку.