Сороковник. Книга 3

Натягивая куртку, сбегаю по лестнице и спешу через кухню к выходу, но на полпути краем глаза ловлю нечто, что заставляет обернуться. В уголке дивана напротив камина, даже во сне вцепившись мёртвой хваткой в дедовский посох, скукожился некто в знакомом балахоне, уронив головушку на кое-как подставленный локоть. Не успел разуться, в чём привалился отдохнуть — в том и спёкся. Мой верный рыцарь…

На душе теплеет. Бедный мой Йорек, бывший робкий мальчик-заика, ведь он за меня напереживался, хоть, так ничего и не поняв, осуждает из-за Васюты. Не бросил одну в прострации, и не только до дома довёл, но остался караулить. Должно, была я в таком состоянии, что парень всерьёз побоялся, как бы я в петлю не сунулась или ещё что с собой не уделала. Перенервничал — вот и вырубился, стоило чуть расслабиться. Да и, по совести сказать, пришлось ему сегодня нелегко.

Нерешительно подхожу ближе. Будить не хочется, но уложить бы как следует…

На соседнем диване — котомка, с которой мой спутник, почитай, и не расставался, плоская, сжуренная — вроде как пустая. А вот каравай, что в ней был, ныне пристроен на полке над домашним очагом. Выходит, последний заветный хлеб Рорик для меня, непутёвой, забрал, для м о и х, что недавно из этого дома в поиск ушли. А рядом с ковригой — видимо, чтобы я сразу обнаружила и не прошла мимо — оба моих интересных ножа: и тот, что от пастушка Жорки, и лунный, из Васютиного дома. Первый-то он при себе таскал, а другой зачем прихватил? Я и сама не помню, куда его сунула, когда бархотку разрезала, а парень — углядел, хозяйственный какой, решил — пригодится.

Смотрю на спящего с тихим умилением. Везёт мне на малолетних рыцарей.

Или прав был Николас, обронив однажды, что моё присутствие побуждает людей к действиям? Ну, не знаю. По мне, тот же Ян, хоть и подросток, но умом — мужчина, за свои дела отвечающий. И в квест со мной собирался, и Гелю практически пристроил на житие к хорошим людям… Сдаётся, он уже был таков, до нашего с ним знакомства. Да и Рорик — нормальный парень, просто несмелый и затюканный, ему и недоставало-то — поверить в себя, как Трусливому Льву. Тогда, на площади, замкнув собственной немалой силой обережный круг, заслонив меня от Игрока и от Ящера, он поверил — и обрёл, наконец, себя. Я тут ни при чём. Ибо, как говаривал один мудрец, не обстоятельства делают нас лучше или хуже, они лишь показывают, каковы мы на самом деле.

Очень не хочется его будить. Но, то ли взгляд у меня слишком весомый, то ли сон у обережника чуткий, но только вдруг он вскидывается. Глядит непонимающе, потом краснеет так, что даже веснушки теряются.

— Эх, — смущённо садится, оправляет балахон и яростно растирает уши. — Хорош сторож, ничего не скажешь. И присел-то на минуту… Ты как, госпожа Ива?

Называть меня просто по имени я, по-видимому, так его и не приучу.

— Лучше. Гораздо лучше. Спасибо, что не оставил. Вот, не спится…

И уже через несколько минут мы идём по ночным улочкам вдвоём. Потому что, несмотря на заверения, что охрана не дремлет, что мне хотелось бы — правда-правда побыть совершенно одной, что ему вовсе не обязательно плестись следом, а надо бы отоспаться, дабы завтра предстать перед Наставником свежим, как огурчик — несмотря на мои отговорки этот упрямец, сунув голову под кран с холодной водой, отфыркался, буркнул только: «Я готов» и поплюхался следом. По дороге зачем-то цапнув с каминной полки оба ножичка и сунув мне один, Жоркин, мол, мало ли что…

Защитник, одно слово.

Летние ночи коротки, и уже с восточной стороны пробивается над крышами светлая полоса, предвестник рассвета. Куда идём? Конечно, к центру, тут иной освещённой дороги нет, а в тёмные проулки заворачивать — нет, спасибо. Хотя можно было изначально направиться и в противоположную сторону, к окраинам, я там ещё не была, посмотреть заодно, где тут Лорин дом со львами, но… куда повернули, выйдя из дому, туда повернули. Ножичек я сразу прицепила к поясу и благополучно о нём забыла, и сейчас мне совершенно некуда деть пустые руки. По привычке сую их в карманы, натыкаюсь на срезанную бархотку… пусть лежит, не мешает… и выуживаю горсть сухофруктов, припасённых ещё со вчерашнего дня. Протягиваю напарнику.

— Будешь?

Так и бредём, молча, терзая зубами подвяленную сладкую мякоть и не думая ни о чём. Нет, всё-таки иногда решения, принятые по наитию, оказываются на редкость верными. Парилась бы я сейчас в четырёх стенах, занималась бы самоедством… Лучше уж сушёные яблоки есть. Полезнее, и голова не загружена.