Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы)

За стенами Шпандау бурлит жизнь. В Западном Берлине идет совещание министров иностранных дел, представляющих государства, некогда совместно боровшиеся с фашизмом. Ныне только Берлинский Центр воздушной безопасности и Межсоюзническая тюрьма Шпандау остаются островками, где еще сохранились остатки союзнических отношений. А у нас свои “международные” проблемы. На заседании директоров обсуждали письмо, полученное из Сената Западного Берлина, о том, что они против увеличения зарплаты… истопнику тюрьмы югославу Кадичу. Вдруг оказалось задетым самолюбие американцев: как смеет Сенат им диктовать, что они должны делать! Если раньше американский директор майор Федушка (славянин по происхождению) и сам был против увеличения зарплаты Кадичу, мол, тот и так ничего не делает, то теперь поддержал предложение французского директора Фариона разрешить Кадичу “работать” по воскресеньям. Сенат вынужден будет платить за эти дни двойную оплату. “Пусть гуляет с метлой, — смеясь, говорил подполковник Бенфилд, английский директор тюрьмы, — ведь ему все равно нечего делать”. “Или ходит с двумя пустыми ведрами, раньше он ходил с одним”, — острил “славянский американец” майор Федушка.

В целом западные “союзники” начали уделять Шпандау больше внимания. Об этом свидетельствуют и участившиеся за последнее время инспекции американского и французского комендантов Западного Берлина. Если посещения тюрьмы советским и английским комендантами считались обычным делом, то этого нельзя было сказать об американском и французском генералах, которые в мою бытность появились впервые.

Американский генерал Хемлет посетил Шпандау в свой месяц — 22 декабря 1958 года. Он осмотрел камерный блок, кухню, санитарную комнату и караульное помещение. Зашел в зал заседаний директоров, поздоровался за руку с директорами и переводчиками. Внешне он был очень вежлив, но тем не менее обстановка была чересчур официальной и даже напряженной. Такая же атмосфера царила на приеме-обеде в офицерской столовой при Шпандау. Обед после посещения тюрьмы официальным лицом, а также после заседания директоров по традиции устраивал председательствующий директор.

Генерал производил не очень благоприятное впечатление: высокомерен, невнимательно слушает собеседника. За столом говорил только он, и только о гольфе, а присутствовавшие офицеры (других гостей не было) вежливо слушали. Во время посещения камерного блока генерал беседовал с заключенными. Шпеер и Гесс на все его вопросы отвечали молчанием, а Ширах заявил, что у него есть жалобы, но ему не хотелось бы сейчас их высказывать. В камерный блок генерала сопровождали все четыре директора, из переводчиков — англичанин Водяев (еще один “земляк”) и я, а также дежурный старший надзиратель.

На обеды после инспекций и заседания директоров в офицерской столовой при Шпандау каждой стороне разрешалось пригласить пять гостей. Перед обедом — “разминка” в баре. В наш, французский и английский месяцы в нем предлагались выдержанные коньяки, хорошие марочные вина, ликеры. К столу подавались красные и белые вина. Особенно этим отличались, естественно, французы. И только в американский месяц не было спиртных напитков, что являлось поводом для постоянных шуток и колкостей в адрес янки. Присутствовавший однажды на обеде американский генерал Д’Орса, как бы оправдываясь, заметил, что “у нас, американцев, не принято во время обеда пить спиртное, так как после обеда нужно работать, а если выпьешь, появится желание поспать”.

Инспектирование же тюрьмы английским комендантом генералом Ромом 13 января 1959 года ничем особым мне не запомнилось. Разве что во время обеда генерал объявил, что это последнее его посещение Шпандау — он уходит в отставку и уезжает домой. Английский директор предложил тост за здоровье генерала и его супруги. В ответ генерал произнес пространный тост, поблагодарил директоров за гостеприимство и добрые пожелания. “За три года своей службы в Берлине, — сказал он, — я был свидетелем хороших и дружеских отношений между директорами. Это говорит о том, что четыре правительства также могут согласованно работать и добиваться взаимоприемлемых решений”. Его переводчик — шотландец Сондрес, длинный, нескладный — все время извинялся и повторял по-русски с ужасным акцентом: “К чему такая торопня?” Мы его так и прозвали, он часто работал в тюрьме.

По случаю отъезда генерала Рома англичане устроили на олимпийском стадионе Берлина торжественный прощальный парад подразделений союзных войск (советская сторона в нем не участвовала). День выдался холодным. Англичане проявили трогательную заботу о гостях, снабдив их теплыми пледами. По-театральному выглядели на параде шотландцы, хотя на этот раз они были не в своих традиционных юбочках, а в клетчатых брюках. Мой муж воспользовался случаем и сделал несколько цветных снимков.