Чтобы прорвать немецкую оборону на 40—70 километров и занять один город? Оперативная польза от таких действий более чем сомнительна. Бой в целях прорыва потребует много снарядов, бензина, много крови. Эта цена окупается обычно лишь в ходе преследования, в глубине прорыва, в размерах занятой территории. Но в данном случае движение после прорыва вглубь будет невозможно ввиду того, что на обоих флангах линия фронта оставалась далеко позади, на востоке. А для подготовки такой операции, которой отставание флангов не угрожало бы, то есть в масштабе наступления, названного позднее январским, необходимо было несколько месяцев. Да и для самого прорыва нужно где-то изыскать материальные средства и людей.
Уже давно были определены советские намерения на 1944 год, разработаны соответствующие оперативные планы, распределены материальные средства — людские ресурсы, горючее, боеприпасы. С 15 июля, как уже упоминалось, резко сократилась доставка горючего на 1-й Белорусский фронт, «приоритет» получал 1-й Украинский фронт (он перешел в наступление 18 августа), а вслед за ним — 2-й и 3-й Украинские фронты.
2 августа, когда наступление из Белоруссии на левом фланге перекрыло намеченные рубежи, а в центре и на правом фланге уже приближалось к ним, Верховное Главнокомандование Советской Армии окончательно утвердило директиву на Ясско-Кишиневскую операцию, планирование которой велось еще в июле. В соответствии с изменением направления главных усилий пополнения, боеприпасы, горючее для танков и самолетов в августе направлялись на юг, в распоряжение 2-го и 3-го Украинских фронтов. Туда же были направлены несколько частей, освободившихся в связи с окончанием Белорусской операции.
«Приоритеты» не были изменены, своего рода график усилий не подвергся переделке, запланированное наступление началось в намеченный срок. А незапланированное продолжало пребывать в стадии предварительных «вариантов». Вот и все. Но в этом и заключался выбор.
20 августа 2-й и 3-й Украинские фронты начали наступление. Советские корпуса, а вместе с ними сформированная в СССР народная румынская дивизия имени Тудора Владимиреску вступили в пределы Румынии. 23 августа Румыния порвала с Гитлером и перешла на сторону союзников. Двадцать одна румынская дивизия перестала помогать Гитлеру. Благодаря этому 24 августа замкнулось кольцо окружения вокруг пяти немецких корпусов — восемнадцати дивизий. 26 августа советские и румынские войска овладели румынскими нефтяными районами, поставляющими три четверти горючего для германской армии. 1 сентября в германских вооруженных силах были введены резкие ограничения количества самолето-вылетов и передвижения механизированных и танковых войск. 8 сентября советские войска, наступавшие через Румынию, вступили в Болгарию. 9 сентября с гор спустились отряды народных партизан. Болгария перешла на сторону союзников.
В Румынии немцы полностью потеряли восемнадцать дивизий, а также тылы группы армий «Южная Украина» — всего полмиллиона человек. Лишились нефти. Лишились поддержки двадцати одной румынской дивизии, которые из союзника превратились в противника{160}. Болгарские войска, на которые рассчитывал Гитлер и которые он до последней минуты снабжал оружием, оказались в антигитлеровском лагере. Немецкие «тигры» с болгарскими экипажами ударили по немцам{161}. Обе эти страны быстро развернули свои армии, изменив их характер путем устранения сторонников фашизма и насыщения их рядов тысячами решительных антифашистов-подпольщиков и партизан. Через две-три недели на фронте рядом с советскими войсками выступили 20 румынских{162} и 11 болгарских дивизий{163}, не считая ряда отдельных бригад и меньших частей.
Дивизии эти были вооружены значительно слабее, чем советские или польские, и содержание такого количества войск на фронте вскоре оказалось для Румынии и Болгарии непосильным, однако баланс сил на восточном фронте в течение одного месяца радикально изменился. Для Германии — минус 39 дивизий. Для Советского Союза — плюс 34 расчетные дивизии (с учетом отдельных бригад). Сальдо в пользу Советского Союза изменилось на 73 расчетные дивизии{164}.
Нет полководца, которому эта бухгалтерия была бы безразлична. Он не может не считаться с тем, сколько собственных сил можно на этом сэкономить, на какой срок приблизить победу, на какой срок сократить продолжительность войны, на сколько уменьшить военные потери. На войне этот расчет, независимо от личных качеств человека, который его производит, единственно правильный.
Только для моралистов и юристов, аргументация которых оказывается исчерпанной уже после первого убитого, смерть тысяч ничем не отличается от смерти сотен тысяч, поскольку каждая смерть имеет абсолютное значение. Практику — боевому командиру любого уровня, политику — организатору исторического процесса всегда приходится выбирать.