Сорок четвертый. События, наблюдения, размышления

Офицеры АК, служившие в боевых частях 1-й армии, сражавшихся на передовой, написали открытое письмо-декларацию{342}, отмежевываясь от интриг Главного командования АК, заявляя о готовности лояльно служить родине под руководством новой власти.

Еще 18 октября газета 1-й армии «Звыченжимы» опубликовала передовую статью «Солдат из АК». Приведя письма солдат нашей армии, бывших членов АК, газета констатировала:

«Мы глубоко убеждены, что вся Армия Крайова окажется в рядах единого Войска Польского — вооруженного органа нации, самого красноречивого выражения ее единства и силы. Это происходит вопреки отравленной агитации санационного командования АК и подлой деятельности фашистских организаций, проникших в Армию Крайову. Честные солдаты из АК, то есть большинство, не поддаются подлым маневрам политических банкротов… Солдат из АК — это прежде всего польский солдат, а не солдат графа Коморовского»{343}.

Политико-воспитательное управление 1-й армии еще было озабочено тем, как, принимая в дивизии пополнение, в значительной мере состоявшее из бывших солдат АК, ассимилировать, привлечь к работе и не обидеть солдат и офицеров.

Однако в заявлениях лояльности появлялось все больше пустой декларативности, а в выступлениях — бессодержательного формализма. Между тем один из инициаторов такой коллективной декларации, капитан З., заслуженный офицер, пришедший в наше войско из АК одним из первых, еще весной 1944 года был арестован в небольшом местечке под Варшавой на квартире своей подруги, где, как оказалось при обыске, находилась действующая рация, по которой систематически поддерживалась связь с Лондоном. Зачем он туда пошел? Возможно, действительно только возобновить старые контакты, личные, дружеские, человеческие? А возможно, и не только для этого. Его отрицания не могли ведь служить объективными доводами.

Беспокойство росло, назревал перелом. «Я не бог и не притязаю ни на божественную мудрость, ни на божественное милосердие»{344}, — говорит антифашист в одном из романов Генриха Бёлля. В Люблине вспоминали слова Ленина: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться», но не сразу революция овладевает искусством защищаться{345}. Подчеркивалось, что для польской революции пришло уже время научиться этому.

31 октября. 22 и 29 октября состоялись заседания Политбюро ЦК ППР, на которых была проанализирована новая ситуация в стране и армии.

30 октября ПКНО принял важный декрет «Об охране государства», предусматривающий тяжелые наказания вплоть до смертной казни за принадлежность к нелегальным организациям, противодействие аграрной реформе, саботаж, неподчинение органам власти, хранение оружия, владение без разрешения радиоприемниками, а также утаивание от властей сведений о готовящихся преступлениях{346}.

31 октября Политбюро ЦК ППР приняло резолюцию, оценивающую состояние строительства вооруженных сил новой Польши и определяющую новые политические принципы военной политики партии, осуществляемой народной властью. Текст резолюции свидетельствует о том, что был проделан глубокий анализ проведенной работы, а также объективной обстановки, в которой проходило создание войска. Политбюро партии хорошо видело объективные трудности, тяжелое экономическое положение страны, организационные сложности и слабость кадров армии, ошибки в решении отдельных вопросов организации войска, общее положение, которое было в итоге охарактеризовано как «вызывающее серьезные опасения». В качестве основной причины этого назывались политические факторы.

«Польская реакция, — говорилось в резолюции, — в своей отчаянной борьбе против польской демократии делает главную ставку, с одной стороны, на разрушение армии, а с другой — на овладение ею. Стремление к разрушению армии проявляется в организации массового дезертирства. Стремление к овладению армией проявляется в плановом проникновении в главные звенья под лозунгом «сидеть и вести работу».

Серьезным успехом плановой диверсионной деятельности реакции было признано трагическое событие в ночь на 13 октября — развал 31-го пехотного полка.