Следовательно, правдой является и то, что эта молодежь все свои старания, усилия и жизнь посвятила Польше. Правдой является также и то, что в момент, когда эта Польша возрождалась, они отвергали ее, но к ней их притягивала необходимость борьбы против захватчиков до победы. Притягивала сама эта победа, участие в которой они вполне заслужили. Их притягивало пресловутое польское «возрождение из небытия» в дни 1944 года, та громадность творческой работы, которую надо было сделать как можно скорей, и каждый из них знал это. Вместе с тем их пугало и отталкивало все то, что составляло реальную форму тогдашнего развития исторического процесса, чуждость той картины, которую они увидели, несоответствие реальных свершений всем их представлениям.
Те, кого позднее без оснований назвали Колумбами, были преимущественно очень молодыми людьми. Они впервые поставили на карту истории очень крупную ставку — самих себя. Под давлением военно-оккупационного кошмара их вера и мечты приобрели необыкновенную конкретность.
Становление Польши в том виде, в каком оно осуществлялось — Польши ПКНО, — было их первым жизненным опытом, первым свершением. Даже если бы это свершение пришло с ожидаемой стороны, если бы оно было, так сказать, «лондонским», оно тоже удивило бы их. Ибо они не знали, что свершение почти всегда означает разочарование, осуществление отличается от мечты.
И наконец, их позиция — борьба против захватчиков, разрушивших национальный уклад, в условиях которого они родились и воспитывались, — предопределяла и цель их борьбы: этой целью являлась реституция, воссоздание той действительности, которая была разрушена захватчиками. Оккупация была «невсамделишной» жизнью, кошмарным сном… А их борьба была отчаянным стремлением избавиться от него, желанием проснуться. Эта их позиция не только отвечала высшему критерию, критерию реальности, но и обладала неоспоримыми моральными преимуществами. Казалось бы, в высшей степени просто, понятно и естественно, что победа должна означать восстановление прежнего довоенного состояния, а там, где это невозможно, захватчики должны устранить нанесенный ими ущерб или возместить его.
Их назвали Колумбами. Это неправильно. Они вовсе не искали нового пути в Индию. Скорее их следовало бы назвать Одиссеями. Они искали путь в Итаку, к дому, из которого отправились на войну. Подобно Одиссею, они были убеждены, что где-то по-прежнему неизменно то, что было вчера, что некая Пенелопа сохранила в неизменности облик мира, задержала бег времени, возвращая ночью к исходному пункту то, что в течение дня уходило вперед.
Итака не уцелела.
Одиссеи не знали, что в общественной жизни никогда нет возврата к вчерашнему дню, что, в частности, повседневная реальность дня 31 августа 1939 года умерла в гораздо большей степени, чем повседневность любого другого дня всемирной истории. Они не знали — да и откуда они, эти ребята, учившиеся в последних классах довоенной гимназии, ученики ремесленников, деревенские пастухи, могли знать? — что день 1 сентября — это не перерыв в биографии родины, а неумолимый итог старого, возможно, 20-летнего, а возможно, и 200-летнего счета, что перед Польшей, как и перед Европой, война поставила не проблему возврата, а переворота, не восстановления, а преобразования. Цели, которые во время войны они справедливо считали главными, мешали им понять, что национальные несчастья — это не результат случая или вины людей по ту или по эту сторону фронта, а особо трагическое следствие того, что основные национальные потребности не получали удовлетворения. Мне думается, они вообще были далеки от понимания глубины преобразования, которому должен был подвергнуться характер существования нации, родины для того, чтобы обеспечить Польше и человеку в Польше прочные основы жизни и перспективы на будущее. Тем более они не были готовы оплачивать стоимость перестройки.
В первую очередь именно это отличает их позицию от позиции польских коммунистов, которые выступили с революционной инициативой, приняв на себя ответственность и за ожидаемый положительный результат непреходящей ценности и за те труды, жертвы и расходы, с которыми предстояло сразу же столкнуться на новом пути. Ведь они не хуже, чем Одиссей, представляли себе трудность, тяжесть и риск этого дела. Сознавая необходимость открыть перед Польшей социалистический путь развития, коммунисты, как никто другой, сознавали и неизбежность принятия вместе со спасительной для страны идеей соответствующего инвентаря: опыта и успехов прежних попыток его реализации, а также ошибок и извращений. Впрочем, они верили, что на этот раз удастся избежать опасных перегибов, известных по опыту однажды уже пройденного пути. В 1944 году Альфред Лямпе писал: