Сопротивленец

Сидя в землянке, разложив карту на деревянном чурбане вместо стола, под светом керосиновой лампы группы обсуждали план на операцию. Где перейти линию фронта было понятно — надо будет идти тем же путем, каким возвращались несколько дней назад из Волоколамска. Даже, если фрицы и выставили заслоны, там большой массив и проще будет этот заслон обойти. Дальше прикидывали, где надо будет искать минометы. Скорее всего, придется брать немца в качестве "языка" и, возможно, что не одного. Следующим вопросом было определение того, что, собственно, надо искать. Мы пришли к мнению, что это может быть реактивный миномёт "Nebelwerfer-41", а по-нашему "Ишак" за напоминающий рев ишака полет снаряда. Заводское его название было "Ванюша", и он являлся младшим братом "Катюши", то есть более ранними разработками реактивных минометов, проданным Германии в период нашей дружбы. Вспоминали о его характеристиках. Миномет представлял собой шесть 158,5-мм стволов, тяжелый, весит где-то за 500 кг в незаряженном состоянии, снаряды к нему килограмм по 36–39, стреляет максимум на расстояние до 7 километров. Впрочем, это также мог быть и его старший собрат, более тяжелый "Nebelwerfer-42", с дальностью стрельбы до 7,5 км. Для перевозки использовались тягачи, значит, возле минометов будут базироваться либо колесные грузовики, либо знакомые нам полугусеничные Мулы.

В общем, решали, потом все "перерешивали", после уточнения возможных деталей поиска. Проблемой стал вопрос с допросом будущих "языков" о дислокации немецких войск, для чего надо было знать получше немецкий язык, чем его знали бойцы групп. Закончилось дело тем, что я почесав затылок, стимулируя таким образом появление умных мыслей, сообщил, что я иду с ними в группе Птицына.

Оформив в штабе соответствующие документы, группы провели подготовку к выходу, взяв с собой толовые шашки, по подрывной машинке "ПМ-2" на группу с несколькими десятками штук электродетонаторов, электропровода, гранаты, по несколько обойм патронов для пистолетов и россыпью для автоматов, сухой паек на три дня. Вечером ушли в сторону Гусеево, чтобы там перейти на германскую сторону.

В этом году ударили ранние морозы, днем было потеплее, а ночью столбик термометра падал до -2 °C. Пока шли по нашей территории, а идти надо было километров семь, народ, поеживаясь, охлопывая себя по ватникам, шутил между собой, сбрасывая "предстартовое" напряжение. Все-таки поход за линию фронта дело непредсказуемое — сегодня прошло все легко, а завтра можно навсегда остался лежать в предфронтовой полосе. Бойцы 1075-го полка, сидящие в окопах у костра в карауле пожелали нам удачи. Шутки закончились, когда мы вступили в лес. Лес любит тишину, особенно, ночной. Мы двигались колонной по лесу — двое впереди, остальные пятеро разведчиков метрах в тридцати сзади, а метрах в пятистах севернее шла группа Ледкова.

Не только же мы ходим на территорию противника, но и немцы засылают своих диверсантов к нам в тыл утянуть уже нашего "языка" или еще какую-нибудь пакость устроить. Шли спокойно без суеты, прислушиваясь к ночным звукам, тем более, лес поздней осенью достаточно хорошо просматривается, пусть ночная темнота и участки с буреломом и создавали естественные преграды от чужого взгляда.

Немного впереди слева раздалось уханье совы. Совы были не редкость в этих лесах, а у многих разведчиков хорошо получалось им подражать, ну, в самом деле, не попугаем же кричать. Все замерли, Птицын кивнул в сторону группы Ледкова и одними губами прошептал:

— Похоже, на пост нарвались, надо идти на помощь с фланга.

Так же шёпотом, практически губами я ответил:

— Там тихо, можем помешать или нас за фрицев примут еще, выполняем дальше задание.

Мы, удвоив внимание, двинулись дальше втроем, а четверо отстали метров на двадцать от нас, заняв позицию в арьергарде. Ледков выбрал такой же порядок движения, только он, до войны тоже любитель охоты, занял вместе с Бурятом место в переднем дозоре, но, идя за Бурятом сзади в 15 метрах.

— Надо же, вот идет передо мной Ардан, то есть Бурят, настоящий охотник, ему в полку среди своих, по-моему, не так уютно, как в лесу одному, видит, как настоящий тигр и днем, и ночью одинаково, и имеет просто нечеловеческий нюх на лишнее в лесу, инородное. Одно слово, человек леса, — размышлял Ледков, — я, сколько не учился бы, так не смогу, надо признать это самому себе. Да и командир наш, знающий столько разных вещей, да пограмотнее многих генералов командовать может, но в лесу никогда не спорит с Бурятом, делает все, как тот советует.

Тут Бурят замер, Ледков поднял руку, давая команду остальным разведчикам замереть.

— Люди впереди, тихо идут, но я слышу.

— Прячемся за деревья, смотрим, стараемся пропустить мимо, если не сможем, то принимаем тихий бой.

Ледков ухнул филином "внимание враг", предупреждая группу Кольцова, идущую южнее от него, и изобразил выработанный на тренировках нашими бойцами знак рукой "затаиться, подготовив ножи для метания или ближнего боя".