Сопротивленец

Скрывать эту информацию смысла не видел, поэтому сообщил, что нашей группой были взорваны склады с топливом для танков и БТРов и взорвали мины и тол в штабах артполка и 2-й танковой дивизии. И затишье на нашем участке фронта обусловлено именно этой причиной, пока командиров не заменят.

— Ничего себе, разведка! — присвистнул Щеглов.

Поручив ротному организовать усиление охраны фланга, Щеглов накормил нас завтраком, чему мы были безмерно рады, как раз в это время повара подвезли свои кухни в расположение батальона и кормили солдат. Выпили мы разведенного спирта за Победу, офицеры батальона "погрели уши", слушая об обстановке в тылу у немцев, а мы послушали, как у них тут дела. Потом комбат связался со штабом своего полка и сказал нам, что ему приказали доставить нас лично в штаб полка, поэтому он и будет сопровождать нас. Расстояние небольшое, около терх километров до деревни Чесмены, так что домчимся быстро.

Мы загрузились в кузов полуторки, в кабину сели шофер с капитаном Щегловым и грузовик направился к Чесмене.

Прибыв в штаб полка, мы наткнулись на нашего Шубина. Оказывается, наш полк численностью порядка 600 человек фактически "прикомандировали" к дивизии Панфилова, определив зону ответственности в километр слева от Волоколамского шоссе. В штабе полка к местным командирам добавились и пришедшие к соседям Шубин, Недогаров, Горяев. Командир полка, немолодой полковник, как старший по званию, вел беседу, выспрашивая нас обо всех перипетиях этого похода.

Я рассказывал о подпольщиках, о выявленном предателе, о пойманной немцами нашей диверсионной группе, о результатах в обследовании местности вокруг западной части Волоколамска и самой диверсии. Иногда меня дополняли бойцы группы, рассказывая о своих наблюдениях.

Оказывается, после нашей радиограммы был организован ночной вылет бомбардировщиков, которые достаточно успешно отбомбились и вернулись без потерь. А следующим днем выходили на связь подпольщики Волоколамска, сообщив о результатах диверсии и массовых облавах, проводимых немцами в городе. Эта радиограмма была принята радистами при штабе 16-й армии.

— Товарищ командир полка, товарищи офицеры! — в штаб полка ворвался командир штабной роты, — Там генералы приехали, Панфилов и еще кто-то, виноват, не знаю его в лицо.

Все быстро стали выходить на улицу, накидывая на себя полушубки. Этот кто-то оказался самим Константином Константиновичем Рокоссовским.

Полковник, отдав честь, приветствовал командующих армией и дивизией, кратко представив стоящих полковых офицеров Рокоссовскому.

Панфилов взял слово:

— Товарищи командиры, мы с Константином Константиновичем прибыли провести непосредственно рекогносцировку перед новыми боями, а также посмотреть на боевой дух нашей армии.

В свите генералов я увидел и дивизионного комиссара Лобачева, мы поздоровались, отдав рукой честь друг другу.

Все офицеры снова зашли в избу сельсовета, где сейчас располагался штаб полка. Командир 1075-го стрелкового полка сообщил, что для уточнения взаимодействия к ним в штаб прибыли руководство полка соседей, товарищи Шубин, Горяев и Недогаров. Товарищи встали из-за стола по стойке смирно. Также сегодня в расположение нашей части вышла разведгруппа полка подполковника Шубина под командованием старшего лейтенанта Кольцова, очень удачно проведшая диверсии в Волоколамске. Тут по стойке смирно встал уже я.

— Садитесь товарищи, — сказал Рокоссовский, продолжив, — товарищи комполков, доложите общую обстановку на вверенных вам участках.

Вначале полковник кратко доложил обстановку на своем участке, потом слово взял Шубин. После этого Рокоссовский заслушал соображения комполков и полковых штабистов по предполагаемым действиям врага.

— Есть еще у кого соображения по организации обороны или нашего контрудара?

Я решил не соваться с тактическим вопросом выставления дополнительных постов в лесу, где мы спокойно прошли в тыл нашего полка. Это можно решить и на уровне Щеглова, хотя дело серьезное — там, судя по карте, полоса леса широкая — полк спокойно пройдет и никто его не увидит.

— Кольцов, а как вы думаете, командование танковой армией погибло или нет? — спросил меня Лобачев.

Я встал, оправил китель, и еще раз начал рассказ.