Сопротивленец

— Так, товарищ комсомолец, делаем следующее. Ты, зная местные улицы, двигаешься за ними на большом расстоянии, лучше даже по параллельной улице. Скорее всего, они двигаются в комендатуру — отчеты писать. Я буду за тобой на расстоянии в 100 метров, если что, то подстрахую. Но ты сам понимаешь, если начнется стрельба, наше дело может сорваться, а ты должен выжить, чтобы сообщить о предателе своим товарищам. Лосев, ты дальше наблюдаешь за домом, — определил я план действий.

— Блин, я тут ходить замерз, а как там парни в лесу в засаде кукуют, — подумал я.

Как оказалось, парни не куковали на месте, а также рыскали по округе, высматривая расположения немецких частей, где танки стоят, где бензовозы, где ремонтники, где пушки и так далее. Правда, близко не подходили, опасаясь быть замеченными, поэтому точности в подсчете количества техники было мало, но в любом случае, знание мест дислокации и ориентировочное количество противника, определенное словом «много» — это уже полезные сведения для нашей авиации, например, для ночной бомбардировки.

Мы издалека проследили за группой мужчин, которые дойдя до центра города, переговорили с остановившими их у «ежей» часовыми, и пошли дальше, направляясь к зданию комендатуры.

— Убью, гниду, какая же он сволочь, продался фашистам, гад! — растирая рукавом слезы по лицу, шептал Николай, так звали комсомольца.

Что делать, рушились его идеалы о том, что старший товарищ, которого считали настоящим коммунистом, оказался предателем. Не знаю, что его сподвигло на это предательство: деньги, более спокойная и сытая жизнь или обида на советскую власть. Но этого я не узнал и в будущем.

Мы выдвинулись к месту обитания Николая и нескольких подпольщиков. Спустившись в довольно большое подполье в одном из частных домов с восточной стороны города, я встретил там и знакомого мне секретаря горкома Мыларщикова. Поздоровавшись с подпольщиками за руку, мы обсудили сложившуюся ситуацию. Я подбодрил мужиков своей горячей речью о том, еще до нового года Красная армия должна дать бой под Москвой и разбить немцев, и, что им надо продержаться месяца полтора.

Мыларщиков рассказал о том, что говорят местные жители. Жители видели, что во двор бывшей швейной фабрики были загнаны десятка три грузовиков — бензовозов, в здании горкома сейчас расположился штаб дивизии — очень много офицеров и легковых автомашин курсируют по площади, во втором заминированном здании тоже находится штаб какой-то части, еще комендатура там же в центре, но она, к сожалению, не заминирована. Однако, к этим зданиям не подойдешь — посты стоят на всех прилегающих улицах и местных не пускают туда.

— Ну, что же, товарищи, — подвел я итог, — сейчас мы уходим на базу, а завтра будем выдвигаться на позиции для проведения запланированного подрыва этих объектов.

С Лосевым мы ушли к нашим товарищам. Двигаясь ночными улицами Волоколамска, в одном из дворов услышали немецкую речь. Точно, многие немецкие офицеры квартируют в домах жителей.

Подсмотрев в щели забора, было видно, что вышедший во двор немец курил сигарету, периодически что-то высказывая вслух.

Переглянувшись, мы вошли через калитку соседнего двора и, пробравшись через двор в его заднюю часть, аккуратно перемахнули через невысокий забор, попав во двор, где курил немец. Неожиданно появившись за немцем, Лосев резко ударил его по шее ребром ладони.

— Ты его не убил случаем?

— Не должен был, вроде не сильно ударил.

Я приложил палец к вене, пульс прощупывался. Заглянув в окно, увидели сидящую на полу плачущую женщину, гладящую кого-то руками. Тихо зашли в сени, потом в комнату, но скрипнула половица и женщина испуганно обернулась.

— Тихо, — сказал я, — вы одна?

— Нет, во дворе фашист курит.

— Уже не курит, — хмыкнул Лосев, держа нокаутированного немца за шею.

— Что случилось, — спросил я, разглядев, что женщина держит на коленях мальчика.

— Фриц пришел к нам в комнату, потащил меня сюда, а Петенька, сынок мой, подбежал и стал кричать, чтобы он меня отпустил. Немец и ударил его кулаком по лицу, а Пете 8 лет всего, упал вот и не шевелится, — снова заплакала женщина.

Я пощупал пульс, открыл веко ребенка, направив свет фонарика в глаза мальчику, посмотрел на зрачки.

— Пульс слышен, зрачки реагируют на свет, это нокаут, должен отойти от удара.

— Где форма немца, её и немца мы забираем. Его деньги возьмите себе, вам могут пригодиться. Что еще, немец вечером поел, потом собрался и ушел куда-то, так больше вы его и не видели. Мальчика предупредите, что говорить, когда будут спрашивать, хотя он итак ничего лишнего не скажет, без сознания лежит. Нас вы, естественно, не видели, наши следы от соседнего двора по земле уничтожьте поутру. И помните, скоро мы выгоним немца отсюда, — проинструктировал я женщину.

Мы ушли, я нес форму, а Лосев немецкого лейтенанта, заткнув ему рот тряпкой. Через час мы добрались до наших разведчиков, по пути немец оклемался и шел сам.

Допросив его, выяснили, что эти здания занимают штабы 2-й танковой дивизии и 74-го артиллерийского полка из состава этой же дивизии.