Сообщество разума

В некотором элементарном смысле размышление о мыслях не слишком сильно отличается от размышлений о предметах или объектах. Мы знаем, что те или иные агенты должны учиться распознавать – и даже называть – ощущения прикосновения руки или касания уха. Точно так же должны быть другие агенты, которые учатся распознавать события в разуме – например, деятельность агентов, управляющих воспоминаниями. Я утверждаю, что эти агенты являются «базой» того постижения, которое мы воспринимаем как сознание.

В идее восприятия событий внутри разума нет ничего особенного. Агенты остаются агентами – а для агента довольно просто подключиться так, чтобы выявить внутреннее «умственное» событие в разуме наряду с событием, спровоцированным каким-либо внешним воздействием. В самом деле, лишь крохотное меньшинство наших агентов связаны непосредственно с датчиками мира вовне – например, те, которые посылают в мозг сигналы от глаз или с кожи; большинство же агентов разума обнаруживают события в разуме. Но нас особенно интересуют агенты, которые управляют использованием и изменением наших свежайших воспоминаний. Они являются основой сознания.

Почему, например, мы склонны осознавать что-то больше, а что-то, наоборот, меньше? Конечно, потому, что отдельные ресурсы близки к исчерпанию (я намерен показать, что речь идет о нашей ограниченной способности сохранять цельные «слепки» недавних мыслей). Почему, к примеру, мысли столь часто будто приходят потоками, последовательно? Потому, что всякий раз, когда у нас заканчивается свободное место в голове, «слепки» недавних мыслей должны начать вытеснять «слепки» старых. А почему мы не в состоянии понять, откуда берутся новые идеи? Потому что всякий раз, когда мы решаем трудную задачу, наши кратковременные воспоминания настолько вовлекаются в этот процесс, что у них не остается ни времени, ни пространства для подробной фиксации собственных действий.

Что происходит, когда мы пытаемся думать о наших свежайших мыслях? Мы изучаем свои недавние воспоминания. Но они уже вовлечены в наши «размышления», а всякий «зонд» самоанализа изменяет предмет своего изучения. В итоге, скорее всего, произойдет системный сбой. Достаточно трудно описывать предмет стабильной формы; еще труднее описывать нечто, меняющее форму на наших глазах; практически невозможно рассуждать о форме того, что превращается в нечто иное каждый раз, когда мы пытаемся задуматься об этом. Именно так происходит, когда мы норовим осмыслить свои текущие мысли – ведь любая подобная мысль меняет наше ментальное состояние! Процесс, в котором постоянно происходят изменения сути, неизбежно оборачивается путаницей. В такой ситуации разве можно рассчитывать на сколько-нибудь внятные сведения?

15.2. Самоанализ

Что имеется в виду под словами «разумность», «сознание» или «самосознание»? Все они, похоже, характеризуют ощущение умственной деятельности; помимо этого, мало что можно сказать по поводу различий в их значении. Например, предположим, что мы только что улыбнулись, и кто-то спросил, осознали мы этот факт или нет. Не столь важно, в какой форме нам задали этот вопрос:

Вы что, улыбнулись?

Вы знаете, что только что улыбнулись?

Вы помните, что улыбнулись?

Вы сознавали, что сделали это?

Вы знали об этом?

Каждый из перечисленных вопросов подразумевает в действительности, можем ли мы что-то поведать о своем новейшем ментальном опыте. Чтобы честно ответить: «Да, я знаю, что улыбнулся», наши агенты речи должны обратиться к информации о недавней активности других агентов. Но как быть со всеми другими действиями, связанными со всем, что мы говорим и делаем? Если бы мы вправду осознавали себя, мы бы знали обо всем этом, не так ли? Широко распространено убеждение, будто сознание, каким мы его себе представляем, неизмеримо глубоко и чрезвычайно могущественно, однако на самом деле мы практически ничего не знаем о том, что происходит в «потайном» компьютере нашего мозга. Как мы можем думать, не зная, что значит «думать»? Как мы можем обретать здравые идеи и прозрения, будучи не в состоянии сказать, что такое «идея» и как она возникает?

Почему настолько трудно говорить о текущем состоянии разума? Мы уже выяснили несколько причин. Одна из них заключается в том, что временны́е задержки в ходе обмена информацией между различными частями разума делают понятие «текущего состояния» психологически несостоятельным. Другая причина состоит в том, что каждая попытка зафиксировать наше психическое состояние изменяет это состояние, из чего следует, что попытка определить такое состояние сродни попытке сфотографировать то, что движется слишком быстро: такие фотографии всегда получаются смазанными. Так или иначе, нас не слишком заботит правильное описание наших ментальных состояний; мы больше заинтересованы в практических вопросах, например в составлении и выполнении планов.