Значит, каждая популяция будет обладать рядом вариантов тех генов, которые формируют эти «мозговые магистрали», и данное обстоятельство оказывает влияние на возникновение стилей мышления. Человек, у которого от рождения сеть связей между агентами зрения и речи сильно разрежена, может отменно усвоить необходимые навыки в обеих областях, но ему будет трудно установить прямые связи между ними. На первый взгляд это может показаться дефектом. Однако подобное может обернуться преимуществом – если побудит высокоуровневых агентов налаживать косвенные связи, которые позволят более четко репрезентировать действительность. Аналогичным образом можно допустить, что обнаружатся преимущества, например, в повышенной емкости кратковременной памяти. Впрочем, насколько нам известно, эволюция такого не одобряет: как правило, она стимулирует к менее эффективному использованию долгосрочных воспоминаний, усвоенных немалыми усилиями. Другие различия в образах мышления могут быть связаны с различиями в способах подключения. У того, чьи строки З разветвленнее обычного, может развиться стремление аккумулировать больше данных в тех случаях, когда человек, чьи агенты памяти не столь «разрослись», более склонен к конструированию унифреймов. Но и одна и та же генетическая комбинация способна породить разные стили мышления: человек, генетически «настроенный» на конструирование унифреймов, может поддаться соблазну использования стереотипов и делать это регулярно, а другой человек с тем же генетическим «багажом» может создавать многослойных агентов, порождающих более глубокие идеи. Хотя каждая конкретная комбинация «подталкивает» человека к усвоению тех или иных признаков личности, конечный эффект воздействия любого гена зависит от того, как он взаимодействует со структурами, порожденными другими генами, – и от множества иных взаимодействий. Потому почти бессмысленно спрашивать, какие именно гены отвечают за «правильные» формы мышления. Корректнее представлять себе развивающийся разум как лес, в котором разнообразные живые существа обитают в конфликтах и в гармонии.
Вернемся к архитектуре машин, которые могут содержать общества разума. Насколько сложными они должны быть, отчасти зависит от того, сколько агентов активно в конкретный момент времени. Можно проиллюстрировать это утверждение, рассмотрев две крайности. Если в данный момент требуется взаимодействие всего с несколькими агентами, то даже обычный, последовательный («шаг за шагом») компьютер способен поддерживать миллиарды таких агентов, поскольку каждый агент может быть представлен отдельной компьютерной программой. Сам компьютер окажется довольно простым, если будет иметь доступ к банкам памяти для хранения всех этих программ. С другой стороны, такая схема не годится для моделирования обществ разума, в которых каждый из миллиардов агентов постоянно взаимодействует со всеми прочими одновременно; тут понадобится больше «проводов», чем способна вместить голова любого животного. Подозреваю, что работа человеческого мозга находится где-то посередине этих крайностей; мы действительно обладаем миллиардами мозговых клеток, действующих одновременно, но сравнительно немногие из них нуждаются в общении за пределами ближайшего окружения. Большинство наших агентов чересчур специализировано для многостороннего общения. Соответственно можно предложить архитектуру, лежащую между крайностями последовательности и параллельности, а именно – компромиссное решение, когда типичный агент имеет относительно малое количество прямых соединений с другими агентами, но сохраняет возможность оказывать влияние на множество других агентов опосредованно. Например, вообразим общество, в котором каждый из миллиардов агентов связан с тридцатью другими агентами, выбранными наугад. Тогда большинство пар агентов должны общаться между собой через полдюжины промежуточных звеньев! Это объясняется тем, что типичный агент может связаться с тридцатью другими за один шаг, с тысячей других за два шага и с миллионом других всего за четыре шага. То есть типичный агент способен установить контакт с любым другим из миллиарда агентов всего за шесть или семь шагов!
Однако случайно выбранные соединения не слишком полезны, так как чрезвычайно малое число случайных пар агентов обменивалось бы содержательными для обоих сообщениями. Исследуя человеческий мозг и человеческий разум, мы обнаруживаем, что связи между клетками образуются не единообразно и не произвольно. Нет, в любой «типовой» области мы находим множество прямых связей между соседними клетками – и относительно малое количество пучков связей с другими областями дальних клеток. Вот идеализированное представление такого расположения.
Рис. 150