Проблема в том, что налицо путаница назначений и целей. К примеру, допустим, что нас спросили, как развивались птицы, бездумно предполагая при этом, что перья и крылья появились у птиц исключительно для полетов. В качестве дополнительного довода нам привели бы «убийственный» аргумент: столь сложный орган, как крыло, требует сочетания громадного числа генов и потому просто не может быть результатом слепого случая.
Пока мы продолжаем рассуждать о полетах, можно предположить, что единственным ответом будет поиск каких-то эволюционных преимуществ, которые в глубокой древности способствовали появлению «протопера» или «протокрыла», слишком малых и слабых для настоящего полета. Вот почему столько противников эволюционной теории настаивают на том, чтобы сторонники эволюции заполнили все явные и мнимые «пробелы» в цепочках развития с древности до сегодняшнего дня. Однако стоит нам отказаться от обозначения цели (полет), как мы поймем, что различные «промежуточные» варианты развития могли наделить древних животных преимуществами, совершенно не связанными с полетом. Например, ранние предки птиц могли накапливать гены для «производства» различных видов оперения, чтобы тела протоптиц не страдали от холода. Такая случайная «подготовка», не связанная с полетами, делает гораздо более высокой вероятность того, что однажды (возможно, миллионы лет спустя) несколько случайностей могли бы в совокупности принести подлинное преимущество от умения летать существу, уже освоившему прыжки над землей.
Кстати, я не хочу сказать, что эволюционные процессы должны быть непременно лишены целей. Мы в состоянии вообразить внутри животного некие механизмы, целенаправленно развивающие какие-либо качества и характеристики – во многом так же, как фермер занимается цыплятами, отдавая предпочтение тем, что дают больше мяса, или овцами, предпочитая тех, от которых больше шерсти. Действительно, репродуктивные механизмы наших клеток развились настолько, что они выдают варианты, у которых шансы оказаться полезными выше, нежели шансы потерпеть неудачу, если полагаться на случай; см. по этому поводу замечательную статью Дугласа Лената «Роль эвристики в обучении открытиям» (сборник «Машинное обучение с точки зрения искусственного интеллекта» под редакцией Р. З. Михальски, Дж. Карбонелла и Т. М. Митчелла, 1983). Не исключено, к слову, что наши генетические системы могут содержать в себе некоторые формы разностных машин, и деятельность этих машин на протяжении чрезвычайно длительных периодов времени приводит к изменениям, которые можно признать отчасти целенаправленными. Разумеется, это просто размышление, подобную систему пока обнаружить не удалось.
В любом случае одним из следствий конфликта с телеологами явилось следующее: многие ученые в других отраслях науки настолько испугались возможности совершить аналогичную ошибку, что сама концепция цели сделалась фактически запретной для науки. Даже сегодня большинство ученых считают неподобающим рассуждать об «антропоморфизме» или «преднамеренности» применительно к кому-либо, кроме людей и высших животных. В итоге психология очутилась в двусмысленном положении. С одной стороны, психологи стали воспринимать многие наиболее важные проблемы своей дисциплины как лежащие вне пределов научного объяснения. С другой стороны, они лишили себя приобщения ко множеству полезных технических идей, ведь слова наподобие «хотеть», «ожидать» и «узнавать» относятся к числу наиболее эффективных способов описания явлений и событий, происходящих в человеческом разуме. Только после «кибернетической революции» 1940-х годов ученые наконец осознали, что нет ничего изначально ненаучного в самой концепции цели, что приписывание целеполагания эволюции порочно не потому, что это невозможно, а потому, что это неправильно. Человеческий ум действительно использует представление о целях, и нет ничего плохого в признании этого факта и во внедрении «технических» теорий о намерениях и целях в психологию.
7. Изоляция и взаимодействие
Сложнее всего понять, почему мы вообще понимаем хоть что-то.
Есть ли надежда, что человеческий разум однажды постигнет, как устроен человеческий же мозг? Никто не в состоянии запомнить устройство последнего до мельчайших подробностей. Нам остается лишь попытаться сформулировать принципы работы мозга. В любом случае мало толка знать, как работает каждая часть по отдельности и как она взаимодействует с остальными, поскольку это не имеет практической ценности. Даже знай мы все упомянутые подробности, то, попроси кто-нибудь нас описать функционирование мозга в общих чертах и принципы изменения его элементов, мы не смогли бы ответить сколько-нибудь внятно.