дружелюбность – это желательная характеристика непреднамеренного взаимодействия, предполагающая сдержанно-приветливое отношение, которое успешно существует благодаря тщательному соблюдению права каждой стороны на сохранение приватности «закулисной сферы». Дружба предполагает гораздо более глубокую привязанность и подразумевает последовательный слом барьеров приватности, столь значимых для просто дружелюбности, и постоянное увеличение количества «секретов», которые один желает доверить другому (ibid.: 94).
Важно, что близость в теоретическом плане не имеет ничего общего с положительными и приятными переживаниями. Близость формирует реляционное окружение, при котором могут быть легко проведены тонко очерченные, но при этом жесткие границы с прямыми последствиями для индивидов. Хорошим примером в данном случае выступают семейные конфликты, в которых нарушена семейная честь, когда одни члены семьи отказываются от других, если не хуже. Убийства чести могут быть окутаны тайной, как это было в случае Медины Меми, убитой в турецкой провинции Адыяман за то, что у нее были друзья среди мужчин[15]. Либо эти убийства могут принимать вид публичного посрамления в случаях, когда поведение в интимной сфере оказывается достоянием публики, – например, женщин за любовную связь могут забивать камнями до смерти, как это происходит в сомалийском Кисмайо. Кроме того, близость может порождать сообщество, становящееся тягостным: отсутствие контроля над информацией о себе способно повлиять на нашу готовность соблюдать социальные нормы, следовать собственным желаниям и амбициям и отступать от того, что считается приемлемым. Молодые гомосексуалы, которые реализуют свою сексуальную ориентацию на практике или которых «застукали», или молодые люди, вступающие в любовные связи в кругах, где ухаживание воспринимается как неприемлемое, обладают опытом того, насколько ужасающим в определенных сообществах может быть отсутствие контроля над персональной информацией. Прекрасной иллюстрацией этого служит турецко-французский фильм «Мустанг» (2015, режиссер Дениз Гамзе Эргювен). В нем рассказывается о том, как пятеро сестер из небольшой турецкой деревни были «застуканы» за игрой на море с несколькими мальчиками из их школы, – в ответ на последовавшие слухи семья этих девочек лишает их всех свобод. Две из них убегают в большой город и становятся свободными в его анонимной среде. Пространство здесь вновь значимо: молодые мусульманки в преимущественно арабской части одного из районов Берлина, которых мы посещали в их школе в рамках одного из наших проектов, рассказывали, что ходят в кино в самой туристической части города, а не в своем квартале, поскольку там они могут обниматься со своими парнями с меньшим риском быть увиденными людьми, которые их знают.
В наиболее анонимных реляционных контекстах, где контроль над информацией находится на самом высоком уровне, мы, как правило, обнаруживаем не прочные вовлеченности или персональные сети, а мимолетные столкновения. Последние представляют собой такие взаимодействия с другими, в рамках которых мы встречаемся лишь мимоходом, поскольку нам случилось оказаться с другими в одном и том же месте в одно и то же время, однако в своих действиях мы необязательно ориентированы на них (хотя и такое возможно). К мимолетным столкновениям могут относиться и транзакции, и взаимозависимости. Подобные встречи отличаются от прочных вовлеченностей не просто тем, что последние зачастую повторяются – им также присущ иной набор ожиданий. В совместной работе с Карлоттой Джустоцци и Даниелой Крюгер (Blokland, Giustozzi and Krüger 2016) мы демонстрируем, каким образом иммигранты из стран Африки к югу от Сахары получали доступ к различным ресурсам посредством случайных, незапланированных взаимодействий с другими «африканцами» в метро, – они ожидали, что их по меньшей мере поприветствуют, поскольку другой был «тоже африканцем». Однако у них не было таких же ожиданий от подобных столкновений, как от встреч с «братьями и сестрами в церкви», с которыми у них сложились прочные вовлеченности.