Где под твердью мучительно-синейне ржавеет невольничья цепь,и забытая богом пустыняпо весне превращается в степь —я родился в окрестностях Окса,чьи памирские воды мутны,и на горе аллаху увлексямиражом океанской волны.Вздрогнет взрывчатый месяц двурогий,сбросив пепел в сухую траву.«Почему ты не знаешь дороги?»«Потому что я здесь не живу».Не имеющим выхода к морютолько снится его бирюза.Пусть Эвтерпа подводит сурьмоюмолодые сайгачьи глаза —есть пространства за мертвым Аралом —потерпи, несмышленый, не пей —где прописано черным и алымнаселение нищих степей —и кочевник любуется вволюна своих малорослых коней —солоней атлантической соли,флорентийского неба темней.«всякий алтарный шепот обернется щепоткой праха…»
Цветкову
всякий алтарный шепот обернется щепоткой прахатак отсвистит перун отгремит гефест и зачахнет одинах самозванцы лживые божества ни тебе аллахани вифлеемского плотника вечер холоден и свободенвсех предыдущих имен не вспомнить на смертном ложекто-то был бодр а иной ревел от недостатка верыраспластавшись в горячей ванне прекрасней чем яд а все жецезарю богоравному страшно взрезать молодые венывсех предыдущих не вспомнить старческой кровьюистекающий седобородый кажется звали павели еще один вывешенный на древе с табличкою в изголовьешепчущий еле хрипло отче зачем ты меня оставил«Сколько гордости жалкой, чтобы в обветшавшее море дважды…»
Сколько гордости жалкой, чтобы в обветшавшее море дваждыне входить. Царапает нёбо хлеб ржаной, и не лечит жаждыалкоголь. Неуютный случай. Скоро ливень ударит певчий.Там, вверху, за чернильной тучей, жизнь воздушная многолегче,чем положено одноногим и слепым – и в озонной дымкенеотложные реют боги – вроде чаек, но невидимки.Знаешь магию узнаваний средь огней и ангелов? Развене к магниту тянется магний? (К силе – свет, и молитва —к язве.)Откричусь когда, в глину лягу – успокой меня грубойгорсткойголубой средиземноморской (к соли – ночь, и голубка —к благу).Ночь блаженная, ночь кривая – ясной тьмой мое сердцедразнит.Дождь спешит в никуда, смывая всё. И молния с трескомгаснет.«Неслышно гаснет день убогий, неслышно гаснет долгий год…»