Переживешь дурные времена,хлебнешь вины и океанской пены,солжешь, предашь – и вдруг очнешься наокраине декабрьской ойкумены.Пустой собор в строительных лесах.Добро в мешок собрав неторопливо,с морскою солью в светлых волосахночь-нищенка спускается к заливу.Ступай за ней, куда глаза глядят,расплачиваясь с шорохом прибоя…Не здесь ли разместился зимний аддля мертвых душ, которым нет покоя,не здесь ли вьется в ледяной волнеглухой дельфин, и как-то виноваточадит свеча в оставленном окне?Жизнь хороша, особенно к закату,и молча смотрит на своих детей,как Сириус в рождественскую стужу,дух, отделивший мясо от костей,твердь от воды и женщину от мужа.«Где гудок паровозный долог, как смертный стон…»
Где гудок паровозный долог, как смертный стон,полосой отчужденья мчаться бог весть откуда —мне пора успокоиться, руки сложив крестом,на сосновой полке, в глухом ожиданьи чуда.Побегут виденья, почудится визг и вой —то пожар в степи, то любовь, будто ад кромешный.Посмотри, мой ангел, в какой океан сыройпо реке времен уплывает кораблик грешный,и пускай над ним, как рожок, запоет строкаи дождем отольется трель с вороным отливом —и сверкнет прощанье музыкой языка,диабетом, щебетом, счастьем, взрывом —словно трещина входит в хрустальный куб.Рельс приварен к рельсу, железо – к стали.Шелести, душа, не срываясь с губ,я устал с дороги. Мы все устали.«От взоров ревностных, чужих ушей-воров…»
От взоров ревностных, чужих ушей-воровты долго бережешь, заносчив и спокоен,коллекцию ключей от проходных дворов,проломов, выемок, расщелин и промоин.Томится Млечный путь, что мартовский ручей,а жизнь еще мычит, и ластится, и хнычет —коллекцию ключей, коллекцию ночей,любовно собранных, бесхитростных отмычек.Не с ними ли Тезей, вступая в лабиринт, —свеча ли вдалеке иль музыка горела? —легко ль надеяться, когда душа болит,на сыромятный щит и бронзовые стрелы?Зачем ему сирен сырые голоса,когда он час назад простился с Ариадной?Пусть ветер черные наполнил парусаиной мелодией – невнятной и прохладной,но крыши нет над ним – проговорись, постой,и, голову задрав, вновь дышишь Млечным, труднымпутем – а он лежит в обнимку с пустотой,как будто брат с сестрой в кровосмешеньи чудном.«Для чего радел и о ком скорбел…»
С. К.