Сонник Инверсанта

– Как-нибудь обязательно, – я делаю рывок вправо и высвобождаюсь. – Я подумаю.

– Только очень долго не думай! – Антонина гладит меня на прощанье по щеке. – Со мной, Консул, дружить полезно.

* * *

В моей палате обычный кавардак. Сосед Саша сосредоточенно слушает бормочущее у него в голове радио и вслух комментирует события. Ему шестьдесят три, но он все равно Саша, и даже юные медсестры зовут его Сашей. С ним трудно общаться, потому что он тугодум. Вчера я спросил у него какую-то ерунду, сегодня ночью он растолкал меня и обрадовал ответом.

Вихрастый Мотя сидит в углу и занимается своим любимым делом. Скомканную в комок газету он крутит в пальцах, словно загадочный кубик Рубика и громко читает диковинную тарабарщину из смешивающихся газетных слов. Когда внутреннее радио замолкает, Саша переводит свои внимательные глаза на Мотю и слушает его дикие фразы. Должно быть, в его голове получается совершенно гремучая смесь. Мотя же откровенно счастлив. Подобно Велимиру Хлебникову, он каждую секунду открывает новые слова и созвучия. Чтение его то и дело прерывается трубным хохотом. Но мне сейчас не до смеха. По той простой причине, что постель моя лежит на полу. Веснушчатый подросток с непонятным именем Саранг копошится над нею, словно паук над плененной мухой. Чертов Поводырь опять затеял казарменные тренировки.

– Кто так постели заправляет? Кто?! – заложив длинные, как у гориллы, руки за спину, Поводырь расхаживает по палате. – Это, брат, не постеля, это, брат гульфик в гармошку…

Саранг берет в охапку матрас, одеяло и простынь, громоздит на сетку кровати и начинает что-то из всего этого лепить. Поводырь бдительно смотрит на часы и по истечению должного времени, прыгает лягушкой к кровати. Брызгая слюной, он орет:

– Ты в армии был, шнур долбанный? Тебя постелю заправлять учили? Смотри, как надо, дуб стоеросовый!…

Некое подобие вихря обрушивается на мою кровать, и в считанные секунды из одеяла, подушки и простыни сооружается и впрямь нечто образцово показательное.

– Видишь, какая должна быть постеля?… А теперь все по новой!…

Постельные принадлежности опять летят на пол, и Саранг, утирая взмокший лоб, послушно шлепается на четвереньки, возобновляя процедуру заправки. Наверное, в другое время я бы вскипел, но сейчас во мне бродят мощные алколоиды, я гляжу на мир с умилением и готов прощать людям многое. Поэтому я отхожу в сторону и присаживаюсь на кровать безучастной ко всему темнокожей индианки. Не успеваю я открыть рот, как она тут же произносит:

– Не знаю…

Она действительно не знает того, о чем ее все спрашивают. Почему и каким образом ее положили в мужскую палату и мужское отделение – единственную женщину на сорок с лишним психов мужского пола. Но сегодня я спрашиваю ее о другом, и, чуть оживившись, она с удовольствием рассказывает, как, живя в родном городе, но, уважая при этом деревенское масло и молоко, научилась перемещаться в пространстве. Способ перемещения, как выяснилось, ей объяснил один заезжий физик. Ученый рассказал, что масса тела может переходить в энергию движения, и надо просто знать расстояние, чтобы не хватить лишку и не переборщить. Словом, любопытная дамочка попробовала, и у нее получилось. После каждого путешествия она теряла в весе всего два-три килограмма, что было вполне допустимо. Но в один из роковых дней она решила проехаться чуть дальше, дабы нарвать чудных, никогда ею невиданных кокосов, и оплошала. На энергию движения у нее ушел весь жир и какая-то толика ее мозга. Первое восстановилось довольно быстро, но со вторым возникли серьезные проблемы, в результате чего она и угодила сюда. Тем не менее, загореть в далеких землях девушка успела весьма основательно, за что и получила прозвище «индианки».

Мы продолжаем светски беседовать, но вскоре дикий вопль заставляет нас прервать общение. Саранг в истерике рвет и полосует мою простынь ногтями, а Поводырь, нависая над ним, методично лупит парнишку по затылку.

– Учись, гнида, заправлять постелю! Все равно заставлю! Даже если не хочешь…

– Вы что, братцы, сдурели? – Мотя испуганно натягивает на себя одеяло. Больше в палате никого нет, и я с улыбкой на устах совершаю великолепный прыжок, оказываясь у Поводыря на плечах. Поводыря с Керосинщиком я немного побаиваюсь, но что делать, если кромсают мою простынь, если морально увечат невинного? Поводырь ужасающе силен. Один раз я видел его в здешней душевой. Он сидел на лавочке, погрузив ноги в тазик с горячей водой и, не стесняясь нас, занимался самоудовлетворением. Этакий разжиревший приап с гигантским, напряженно подрагивающим фаллосом. Отчего-то именно фаллос меня тогда поразил больше всего. Как бы то ни было, но сейчас я, что есть силы, стискиваю колени и ладонями бью по ушам Поводыря. Он не плечист, как санитар Миша, но его сила более жестокая и первобытная, а населяющие его паразиты, должно быть, пережили рекордное количество мутаций. Иначе не сделал бы его Керосинщик своим главным помощником и телохранителем. Поэтому я бью резко, надеясь вывести этого робота из строя.