Стоя посреди огромной гостиной, украшенной изящными гобеленами, Маргарет не верила своим глазам. Она в ярости разорвала письмо на мелкие кусочки, которые закружились в воздухе и упали на мраморный пол, будто конфетти.
Затем она попыталась совладать с собой и, чтобы успокоиться, обвела взглядом великолепные диваны, резные стулья с гнутыми ножками, два трюмо с зеркалами и тончайшей инкрустацией золотом. Графиня любила окружать себя изысканной мебелью: роскошная обстановка всегда помогала ей успокоиться и обрести ясность ума и твердость духа, необходимые для достижения поставленных целей.
Сейчас был как раз подобный момент.
— Какое нахальство, — произнесла она наконец. — Господин Казанова что-то не блещет умом и хорошими манерами. Правда, надо признать, он довольно смел, раз решился обращаться ко мне с подобным сарказмом. Ну хорошо. Придет и мой черед удивить его, а пока надо признаться, что бунтарский дух придает ему определенный шарм. Ты как думаешь, Гретхен? Что можешь сказать о нашем искателе приключений? — графиня фон Штайнберг перевела взгляд на свою камеристку и впилась в ее лицо двумя изумрудными лезвиями.
— Мне кажется, он умен и не разочарует ваше сиятельство, — ответила Гретхен.
— Ты в этом уверена? — ледяной тон графини заставил ее вздрогнуть. Гретхен ужасно боялась, что Маргарет каким-то непостижимым образом подозревала или, хуже того, узнала, что она посещала Казанову не только для того, чтобы передавать поручения.
— Молчишь? С чего вдруг? — прищурилась графиня. — Потеряла дар речи?
— Нет-нет, что вы, — поспешила заверить ее Гретхен. — Если я правильно поняла, у синьора Казановы возникли сложности, и ему просто понадобится еще несколько дней.
— В самом деле? — в голосе Маргарет явственно звучала подозрительность. — А ты-то откуда это знаешь?
— Город полон слухов, а Казанова еще и специально подпитывает их, потому что неразбериха и людские выдумки помогают ему скрываться от преследователей. Но я хочу также сообщить, что этот господин признался мне во всепоглощающей страсти к вам, ваше сиятельство.
На лице Маргарет отразилось удивление, смешанное с удовольствием.
— И когда он тебе это сказал?
— Да вот в последний раз, когда я принесла письмо, на которое он вам ответил.
— Ты уверена?
— Конечно, я хорошо запомнила.
— И каковы были его слова?
Гретхен сделала вид, что ненадолго задумалась. На самом деле, конечно, Джакомо ничего не говорил ей про графиню, но отступать было поздно.
— Он сказал, что восхищается вашей твердостью духа и властной чувственностью, что пылает в вас. — сочинила она.
— В самом деле? — графиня вопросительно подняла бровь.
— Безусловно, — закивала Гретхен, хватаясь за свою выдумку, будто утопающий за веревку. — Ведь Казанова и сам смельчак и бунтарь, правда? Вполне понятно, что и в вас он отметил не только красоту, но и решительность.
Маргарет улыбнулась.
— Хорошо, в общем-то, он и в письме написал нечто подобное, — снисходительно признала она. — Будем считать, что ты сказала правду. Но я надеюсь, что в следующий раз он явится лично и сам выразит мне свое восхищение.
Взгляд графини заметно потеплел, и Гретхен слегка успокоилась: кажется, в этот раз ей удалось обмануть хозяйку. Конечно, ее положение было не просто незавидным, а даже опасным. Гретхен будто шла по тонкому льду, который мог треснуть в любой момент, увлекая ее в бездну.
Идея с признанием, хоть и сочиненным на ходу, оказалась удачной. К счастью, выдумка Гретхен более-менее совпала с тем, что Джакомо написал в письме. Но как долго ей удастся выходить сухой из воды? Вдруг госпожа поймет, какие чувства она испытывает к Казанове? А что, если она уже это поняла и теперь играет со своей камеристкой, как кошка с мышкой?
Только когда графиня объявила, что удаляется в свои покои, Гретхен смогла вздохнуть с облегчением. Маргарет покинула гостиную, а камеристка подошла к окну, любуясь началом летней грозы, обрушившейся на Венецию. На небе сверкали молнии. Гретхен отворила дверь и вышла на балкон, вдыхая аромат июльского дождя. Бесчисленные капли воды падали с неба, освежая воздух в лагуне. Она подумала о Джакомо, прислушалась к собственному сердцу и поняла, что чувство, возникшее в глубине ее души, растет все сильнее и она уже не сможет с ним справиться. Конечно, Гретхен знала, что никогда не сможет привязать к себе Казанову. Она ответила согласием на его предложение дружбы, но на самом деле этого ей было мало. Гретхен не знала, что делать, она чувствовала себя в ловушке, но решила, что лучше довольствоваться тем, что есть, чем мечтать о несбыточном. Непонятно как, но этот мужчина проник в самую глубину ее души и подчинил себе все ее существование, будто тяжелая, неизлечимая болезнь.