Сон разума

Вместе с тем многое можно прибавить о том, как опасно бывает недооценивать мелкие душевные порывы, их скорость и настойчивость, поскольку частенько они являются проявлением более глубоких переживаний, которые растут подспудно, долгие годы, только и ожидая шанса открыть себя в самый уязвимый момент. Но сейчас у меня есть абсолютная уверенность в отсутствии чего-либо подобного, что это стремление уйдёт так же легко, как и пришло, поскольку реальные обстоятельства никоим образом не позволяют всерьёз воспринимать мимолётные ощущения. Будь ты катастрофически глуп и рассеян, лишь бы у тебя имелось какое-нибудь постоянное, лучше механическое занятие, и оно в любом случае не даст зациклиться на своём внутреннем мире, отвлечёт помимо твоей воли, скорее всего, тоже в мизер, но не виртуальный, а вполне реальный. Опасно одно безделье, однако и оно о двух концах – если хватает ума, то есть неплохой шанс привести всё в порядок. Именно мелочность не бывает роковой, она проходит мимо и боком, иногда яро кидаясь в глаза, иногда незамеченной, да и разбираться принимаешься в ней только потому, что начинаешь злиться на себя, сподобился же заметить, а ведь совершенно не стоило. Однако иногда случается так, что нечто, при более глубоком размышлении обязательно окажущееся важным, как раз таки под её личиной промелькнёт порой не распознанным. Например, сколько раз я был влюблён? Много, довольно много, особенно в ранней юности, бывает такое с открытыми и беспорядочными натурами. И что? И ничего. Каждый раз это приносило не более, чем бодрость духа и хорошее настроение, да кое-какие приятности. Кажется, я не любил только тех, с кем связывал свою жизнь, но это другой предмет для других размышлений, несерьёзно относился к собственным чувствам, но по какой именно причине, сказать нельзя. Почему так получается? Почему мои чувства расходятся с поступками? Несерьёзность отношения, конечно, многое объясняет, но прямо-таки не хочется, чтобы им всё ограничивалось, необходимо какое-нибудь утилитарное обоснование, например, что так было проще. Кое-что действительно само пришло в руки, чему я ни коим образом не сопротивлялся, но это ведь проблемы не исчерпывает.

Кстати, есть у меня одна черта: я могу в чём-нибудь, чего пока не знаю, ошибаться до бесконечности, делать что-то не так и т.п., но стоит только разобраться, тогда всё становится ровно наоборот – повторяй хоть бессчётное число раз, ни в одном не ошибусь, ни в одном не собьюсь или стану сомневаться, буду абсолютно уверен в своей правоте, однако не прежде, чем изучу досконально, половинных решений в таких случаях не бывает. К чему это? – к тому только, что с чем-то конкретным я справляюсь неплохо, но в жизни в целом, состоящей из множества разных определённостей, в каждой из которых отдельно разобраться просто нельзя, я – полнейшая бестолочь, и то, что я ждал, когда где-нибудь там, за поворотом, начнётся моя настоящая жизнь, объясняет отстранённое отношение к собственным чувствам, т.е. как к той же понарошке. Парадоксально: живу-живу, а жизни нет, и я всё жду от ней ответ, когда она сподобит мне хоть каплей дать себя на дне – точнее, я её не понимаю, почему нормально прожить не могу. А, может, когда-нибудь и сподобит, мечтать не вредно… в общем смысле. Вот и поэтический оптимизм пробивает – хоть и не постоянный, но желанный спутник любви.

Кстати, себя-то я разъясняю, влюблённость свою, а вот от её предмета, кажется, не требуется ничего, ежели только разумно при этом вставлять подобную реплику. Да и сам-то он, собственно, иллюзорен – ввязался от одиночества, взять ведь нечего. Тут только моё, к тому же абсолютно несерьёзное, я сам себе всё сочинил и теперь уже неловкости не испытываю, более того – лишь благодарность, не очень здоровую, но это не важно. Остался один неприятный пункт: слишком близко я подпускаю к себе данное ощущение, иду ему навстречу и сопливо откровенничаю, что уж совсем лишнее, рановато для него. К тому же неуместные надежды появляются – всё от замкнутости на своих переживаниях. Пару раз я заканчивал призывами к самому себе, и теперь вот: надо очиститься от иллюзий.

– Добрый вечер, – неожиданно раздалось у Фёдора за спиной, когда тот, возвращаясь с работы домой, отпирал квартиру. Верхний замок время от времени заедал, хоть дверь стояла новая и дорогая, а он его периодически ещё и смазывал (ну, как периодически – каждый раз, когда было не лень). Это всё к тому, что на лестнице с полминуты стоял беспардонный звон увесистой связки ключей. Он слегка, почти незаметно вздрогнул, как случается, когда отрывают от занятия, поглотившего всё внимание, и обернулся.

– Здравствуйте, Пал Палыч, – это оказался тот старик, который жил в квартире напротив и у которого Фёдор держал запасной ключ. Впрочем, он был не так уж и стар, ровесник его родителей, только выглядел старше своих лет и довольно-таки неряшливо, что возраста ему не убавляло.