Сон разума

Все «необходимые вещи», тем не менее, еле уместились в большой рюкзак, купленный бог знает когда, очень пёстрый и не шедший к его ухоженному внешнему виду, однако то, что они после получаса мучений с расходящейся молнией всё же поддались этому формообразующему фактору, Фёдор посчитал за некоторое достижение на пути отказа от мелочей в жизни. Вокзальный шум, грязь и запахи производят весьма болезненное впечатление на человека, который давно с ними не сталкивался, но перетерпеть их было необходимо, просто закрыться и перетерпеть, особенно неопрятную людскую толчею. Однако в добавление ко всем неприятным ощущениям, охватившим его вдруг и полностью с самого начала путешествия, он неожиданно, только-только почувствовав, что более или менее привык и что хотя бы половина его мучений позади, поскользнулся на входе в вагон электрички. Брезгуя прикоснуться к чему-либо, даже к билету, Фёдор обеими руками лапал грязный пол пригородного транспорта, по которому кто только не прошёлся, чем вызвал злобные неприкрытые насмешки. Поднявшись с дурацкой улыбочкой на красном лице и стараясь не смотреть по сторонам, он взял за обе лямки свой смешной рюкзак, перелетевший в момент падения ему через голову, и потащил его по проходу между сиденьями, выискивая угол неприметнее, чтобы туда забиться, ощущая во время этого процесса невыносимую неловкость и бессилие. Видок, конечно, у него был жалконький, оделся он совсем неподходяще, в тонкие бежевые брюки и дорогую светлую куртку, что ярко выделялось на фоне серовато-зеленовато-желтоватых обносков подавляющего большинства присутствовавшей в вагоне публики, даже претензия на простоту в поношенных лёгких полуботинках чёрного цвета шла ко всему образу как корове седло. Таких, каким он выглядел, сердобольные деревенские бабы очень любят брать под свою опеку. В конце концов Фёдору с успехом удалось найти укромное место у окна и, не смотря ни на кого, стараясь избежать всяческих встреч глазами и не только по причине неловкости, но и нежелания общаться со случайными людьми, вперился в него взглядом. Мелькающий пейзаж, один и тот же, но каждое мгновение новый, отвлёк от недавней неприятности, от гнетущего ощущения брезгливого долженствования находиться здесь, и вскоре он впал в задумчиво-мечтательное состояние, тихое и светлое, убаюкиваемое мерным стуком колёс, в котором и пробыл до конца пути. Ни о чём особенном Фёдор не помышлял, в его голове лились уже много раз обмусоленные мысли о жизни, любви, неудаче; между делом он вскользь отметил, что никогда ещё так не ценил ни одну женщину, поскольку никогда не питал иллюзий о чьей-либо идеальности, порождаемых чувством влюблённости. Этот вывод его ненадолго заинтересовал, но особого внимания всё-таки на себя не отвлёк, а связался с другими и в очередной раз был оставлен для более глубокого обдумывания в подходящее время.

Выйдя на перрон сельского полустанка и вспомнив подробнейший рассказ Михаила Ивановича, в каком направлении следовало идти, Фёдор на мгновение ощутил ни чем не объяснимый страх, смешанный с тем, что можно назвать плохим предчувствием, но вскоре его острота несколько притупилась. Вместе с ним вагон покинуло человек 5-6, но они быстро разошлись, а электричка прогремела дальше, пока тот опять возился с рюкзаком, несколько раз безуспешно пытаясь накинуть его на плечи, безуспешно из-за того, что делал это максимально осторожно, поскольку молния начала расходиться, и теперь он стоял совершенно один посреди железнодорожных путей в незнакомой местности и чувствовал себя потерявшимся ребёнком.

Следующая проблема заключалась в том, что идти пришлось по обычной просёлочной дороге без малого 3 километра, к тому же ночью тут прошёл сильный ливень (обошедший город стороной), почему грязи было по щиколотку, а лужи аккуратно располагались через каждые 2-3 метра. Радости в такой прогулке заключалось немного, однако несколько развлекал вид весело зеленеющих полей, перемежающихся густым еловым лесом; отсутствие вокруг людей пришлось кстати – в конце концов Фёдору и самому стал смешон его внешний вид, в особенности элегантные брюки, ставшие теперь по колено мокрыми и в грязи, прилипавшие к ногам при шаге вперёд и отстававшие с громким шлепком. А когда через час хода за поворотом длинной просеки показались редкие дачные домики, окончательно рассеялся и внезапно охвативший страх, всё встало на свои места и он видел ровно то, чего ожидал. Ещё несколько сот метров, и Фёдор уже с трудом ворочал огромный ключ в замке невысокой железной калитки в воротах нужного дома; вокруг было не то чтобы совсем уныло и пустынно, но человек, стоящий на разбитой дороге у больших неприветливых ворот, всегда выглядит одиноко.