Сон разума

В целом было слишком заметно, что оба супруга мало с кем общаются кроме друг друга, чему, правда, не особо огорчаются, и сегодняшняя вечерняя посиделка в кафе представлялась им «выходом в свет», а жена с Фёдором начала флиртовать, рассыпаясь, если можно так выразиться, в сдержанных благодарностях сперва за пододвинутый стул, потом за поданную салфетку и т.п., но лишь до тех пор, пока не зашла речь о деньгах, которые они за часы, прошедшие со времени разговора по телефону успели распределить все до копейки. После долгих, скучных и абсолютно ненужных и неинтересных расспросов более из приличия, чем от чего бы то ни было ещё, о здоровье, работе, общих знакомых (которых, собственно, не существовало) и проч., они перешли-таки к обсуждению своего дела. На первый взгляд Фёдору показалось, что с него слишком мало просят за три недели найма, почему он сразу, безо всяких колебаний и согласился, попросили бы больше – дал бы больше, однако хозяева этому в той же мере обрадовались, в коей и удивились. Хоть сумма и была сказана ещё по телефону, муж, глядя в сторону, повторил её, несколько опасаясь, что его собеседник не всё расслышал, после чего к большому для себя удовольствию увидел небольшую плотную пачку денег, которую Фёдор тут же достал из заднего кармана джинсов и передал тому прямо в руки. Михаил Иванович пересчитывать не стал, застеснялся, интеллигенция всё-таки, а, впрочем, положив купюры во внутренний карман пиджака, несколько задержал в нём руку, чтобы хоть на ощупь убедиться в достаточном количестве бумаги. Ключи от ворот и дома достала из своей сумочки жена, положила на стол, и Фёдор тут же присовокупил их к связки своих, на чём в принципе все дела закончились, однако расходиться никто не решался, на мгновение повисла пауза, все трое тихо между собой переглянулись.

На дворе стоял спокойный светлый вечер, часов немногим более девяти, за соседними столиками, конечно, шумели, но умеренно, обстановка в целом казалась приятной. Фёдору ничего более не надо было от этих людей, но он вспомнил, как, когда ему было 7, 8, 9, а, может, и больше лет, этот самый дядя Миша, приходя к ним в гости, сажал его рядом с собой, будучи уже слегка пьяным, точнее, он с удовольствием подбегал к нему и сам садился, и наизусть, слово в слово, пересказывал очередную фантастическую историю какого-нибудь безвестного западного писателя, прочитанную им недавно в «Роман-газете», которые обожал до страсти, и как маленький Федя слушал их, раскрыв рот, порой не вполне понимая, что всё это ложь, так красочно и живо, почти в форме диалога, Михаил Иванович умел пересказывать чужие бредни, а, возможно, при случае подбавлять своих. И всё бы то оказалось, разумеется, мелочью, если бы пересказы не вызывали бурный отклик в душе ребёнка, если бы после них он, засыпая следующей ночью, в мельчайших подробностях не начинал представлять себе красочные, пёстрые пейзажи никогда не существовавших мест, странных животных, которые их населяли, технические чудеса, что неизбежно появлялись везде и всюду от недостатка авторской фантазии, и т.п., вследствие чего пытался думать, а не просто фантазировать, наивно притягивая за уши реальность, чтобы та им соответствовала, вживался в образы, переживал внутри невообразимые обстоятельства, причём с такой серьёзностью, будто они протекали если и не в соседнем дворе, то в ближайшем городе. К чести Фёдора надо заметить, что он отнюдь не увлекался подобной макулатурой, и эти переданные из чужих уст истории были единственным источником его знакомства с ней, однако то, как умел дядя Миша рассказать ту или иную из них, было, пожалуй, главным, талант г-на Саврасова увлечь слушателя казался бесспорным. Видимо, поэтому Фёдор и не решался просто встать и уйти, да и сумрак расхолаживал, к тому же подействовало отсутствие общества в последнее время, так что захотелось поговорить.

– Вы один собираетесь? – начал Михаил Иванович после минутного молчания.

– Да, один. Один, – повторил Фёдор для верности.

– На уединение потянуло?

– Не то чтобы. Просто устаёшь от людей, работа, знаете ли, такая: хоть и не часто приходится общаться, зато помногу, к тому же в основном на важных переговорах, стиль поддерживать надо. Тяжело просто. А человеческого общения вообще нет.

– Т.е. не с людьми, что ли? Ха-ха.

– Что вы! – Фёдор улыбнулся. – Дело не в этом. Доверительного общения нет, расслабиться нельзя, и всё до известной черты, но, главное, каждый свою цель постороннюю имеет, а если в действительности и не имеет, то делает вид, что имеет, вот и приходится гадать, врёт тебе человек или искренне говорит. Простите за неожиданную откровенность, но сам род такой деятельности и преуспеяние в ней предполагает в людях, которые ею занимаются, задавленное самолюбие, спесь и неадекватное отношение к другим.

– И в вас? Хе-хе, – чего-чего, а прямоты Михаилу Ивановичу было не занимать, да Фёдор и сам был виноват: сразу такое ляпнуть.