Не без приятности подумываю, что в ближайшее время соорудил себе занятьеце, будет, чем его наполнить, появляется некоторое подобие энтузиазма. Эх, как славно она бы выглядела в деревенском быту, в косыночке-то, в сарафанчике… Впрочем, хватит, ещё одной такой картины я переживать не желаю, душевное самоудовлетворение и не более, хочется красоты, а в итоге получается какая-то мерзость, к тому же с виноватым видом, мол, извините, что так страшно. Нельзя даже на мгновенье усомниться, что я смогу отказаться от фантазий, ведь иначе они меня не оставят в покое, и лет через 10 будут теребить воспоминаниями о возможном, но упущенном счастье, а ведь память штука избирательная: наверняка останется только хорошее, только мечты и упования, только стремление обладать, но сама неудача и те серые будни, в которые всё происходило, забудутся совершенно, и в итоге перед внутренним взором встанет лишь немой укор. Хотелось бы, конечно, здесь и сейчас выжечь калёным железом все надежды, ощущения, сознательные и более всего бессознательные стремления недавнего времени, однако пока мне сил хватает только подогреть его до комнатной температуры. Даже рутинных, каждодневных событий не происходит, куда уж тут до душевных потрясений, через которые могла бы очиститься моя душа, их и вовсе не предвидится.
Часть III
Выбора, куда отправиться в отпуск у Фёдора, стало быть, не оказалось, напротив, он сократился до нуля, он знал, чего хочет, но не знал, как реализовать своё желание. Так ему показалось на первый взгляд, взгляд сонный и уставший, поскольку до мысли о поездке в деревню он дошёл часа в три ночи (в последнее время Фёдор не в меру расхолаживался по поводу сна – так поздно ложиться работающий человек позволить себе не может, даже будучи на отдыхе). Однако наутро выяснилось, что вариантов более, чем достаточно, а именно два (хватило бы одного, но хорошего). Фёдор вспомнил, что знакомые его отца, семейная пара, сдают дачу и на лето, и просто для проживания, также безо всяких затруднений вспомнил, как звали мужа – Михаилом Иванычем – только вот их телефона у него под рукой не оказалось, так что пришлось звонить родителям. Трубку подняла мать, очень обрадовалась, но говорила сдержанно, будто опасаясь ненароком обидеть, по чему можно предположить, что в душе затаила тихую грусть. На вопрос, где отец, она ответила:
– Так на даче ведь. Он же тебе звонил. Или не звонил? Я уж не помню.
– А давно?
– Так с самого первого июня, в последние дни мая чуть ли не на чемоданах сидел, ждал, когда погода станет, очень не терпелось заняться тем сараем.
– А ты почему не с ним?
– Запретить изволили, говорит, «что тебе там толочься, всё равно помощи никакой, только время зря потратишь». Я и не настаивала, пусть повозится, может, отойдёт, наконец.
Фёдор сказал, что ему нужно, но всё оказалось не так просто, телефон, конечно, был где-то записан, но где именно, помнил только отец, так что узнавать пришлось через третьих лиц. Мать развила бурную деятельность по такому мелкому поводу, чем тут же раздосадовала сына, который начал укорять себя за то, что просто не воспользовался телефонным справочником, ведь фамилия хозяев дачи была Саврасовы. Через полчаса постоянных перезвонов и обещаний, что «вот они-то знают наверняка», искомая комбинация цифр была найдена и благополучно набрана. В трубке раздался неприятный крикливый мужской голос, который время от времени перешёптывался с очень засуетившимся женским, обрадовавшимся возможности заработать. В принципе Фёдор никуда не спешил, однако встреча была назначена в тот же день, точнее, вечер, и чёрт знает где, что, однако, нисколько его не смутило, ведь ему хотелось побыстрей от всего этого отделаться, поскольку в последние дни он стал ревновать своё время к делам и лучше бы побездельничал, чем занялся мелкими, но насущными проблемами.
Кстати говоря, вторым вариантом оказалась поездка к отцу на дачу и помощь в строительстве, на что тот, кажется, втихомолку понадеялся, рассказывая в прошлую их встречу о своих задумках. Однако с первого же взгляда он понял опасность такой затеи: вдруг у них чего-нибудь да вышло бы, а этого никак нельзя было допустить, к тому же хотелось побыть одному. Пусть в последнее время Фёдора и не отягощало чьё-либо общество, однако общение с отцом в процессе более или менее созидательной деятельности его не манило, а всё потому, что они давно были двумя абсолютно разными людьми с совершенно несхожими интересами.