Сон № 9

– В подарок на свой девяностый с чем-то день рождения Цуру получает сильнейший сердечный приступ и поездку в «скорой помощи» в больницу Сиба-коэн. В феврале. В самый неподходящий момент. Как раз перед этим Цуру стравливал Морино с Нагасаки, проверяя лояльность своих подчиненных. По традиции Цуру должен выбрать преемника, но он тот еще волчара и упорно цепляется за жизнь. Через неделю Нагасаки решает заявить о своих притязаниях и устраивает нечто вроде Пёрл-Харбора^[99] – но выступает не против сил Морино, которые держатся начеку, а против людей Цуру, которые считают себя неприкосновенными. Ночью более ста ключевых фигур Цуру безжалостно ликвидированы – одним махом, за десять минут. Ни переговоров, ни пощады, ни милосердия. – Даймон наставляет на меня указательные пальцы, изображает выстрелы. – Цуру удалось вывезти из больницы, и о нем ходят самые разные слухи: то ли его забили до смерти его собственными клюшками для гольфа, то ли он перебрался в Сингапур, где его накрыл повторный сердечный приступ. Короче, его время вышло. К рассвету престол перешел к Нагасаки. Вопросы из зала?

– Откуда ты все это знаешь?

– Нет ничего проще. Мой отец – продажный коп и служит Нагасаки. Следующий вопрос.

Слишком прямой ответ для такого скользкого типа.

– Что ты здесь делаешь?

– Дай закончить. Если бы это был фильм про якудза, то уцелевшие члены группировки Цуру объединились бы с Морино и начали войну чести. Нагасаки нарушил закон и должен был быть наказан, верно? В действительности все не так интересно. Морино колеблется, теряя драгоценное время. Уцелевшие люди Цуру соображают, откуда ветер дует, и сдаются Нагасаки, поверив обещанию их помиловать. Естественно, их тут же убивают, но это не важно. К маю Нагасаки не только прибирает к рукам весь бизнес Цуру в Токио, но и получает контроль над корейскими группировками и триадами^[100]. В июне он уже помогает выбрать крестного отца для внука токийского губернатора. Морино отправляет к Нагасаки посланца с предложением поделить империю, а Нагасаки возвращает посланца Морино, за вычетом рук и ног. К июлю Нагасаки загреб себе все, а Морино довольствуется тем, что вымогает деньги у владельцев борделей, якобы предоставляя им защиту. Нагасаки вполне удовлетворен тем, что влияние Морино сходит на нет, поскольку не желает марать руки физическим уничтожением поверженного противника.

– Почему же ни о чем таком не пишут в газетах?

– Вы, законопослушные японские граждане, – бесплатные статисты на съемочной площадке. А наши политиканы – актеры. Но истинных режиссеров, таких как Нагасаки и Цуру, никому не видно. Спектаклем руководят из-за кулис, а не с авансцены.

– Знаешь, а все-таки объясни, из-за чего ты здесь?

– Я люблю девушку, в которую влюблен Марино.

– Мириам.

Маска соскальзывает с Даймона, и я впервые вижу его настоящее лицо. Дверь со стуком распахивается, входит Ящерица.

– Ну что, девчонки, соскучились? – Он щелчком открывает нож, крутит в пальцах, подбрасывает, ловит и указывает на Даймона. – Ты первый.

Даймон спрыгивает с умывальной стойки, продолжая смотреть на меня недоуменным взглядом. Ящерица причмокивает:

– Даймон, ты готов распрощаться с очаровательным личиком?

– Ты прикупил это тряпье на благотворительной распродаже, – с милой улыбкой говорит Даймон, – или тебе действительно кажется, что ты круто выглядишь?

Ящерица возвращает ему улыбку:

– Шутник.

Когда Даймон проходит мимо, Ящерица с силой бьет его по горлу, хватает за затылок и впечатывает лицом в металлическую дверь.

– Я тащусь от немотивированного насилия, – говорит Ящерица. – А теперь пошути еще.

Даймон с расквашенным носом, пошатываясь, выходит в коридор. Дверь снова запирают на замок.

Или я схожу с ума, или стены туалета изгибаются вовнутрь. Время тоже изгибается. Мои часы разбиты, я понятия не имею, как долго здесь нахожусь. По полу шастает таракан. Набираю в горсть воду, пью. Потом начинаю игру, которая помогает мне успокоиться: ищу Андзю в своем отражении. Я часто ловлю ее черты в верхней части своего лица. Пробую поиграть по-другому: сосредотачиваюсь на лице матери; вычленяю ее черты из своих; то, что остается, – наверняка отцовское. Может, мой отец – Рютаро Морино или Дзюн Нагасаки? Даймон дал понять, что нас привезли сюда по приказу Морино. А еще он дал понять, что Морино лишился власти. И больше не может позволить себе содержать парк «кадиллаков». Я сосу шипучий леденец. Болит горло. Госпожа Сасаки решит, что Аояма был прав: я – ненадежный недоучка, на меня нельзя положиться. Снова появляется таракан. Рассасываю последний леденец. Из зеркала на меня смотрит Ящерица. Я вздрагиваю.

– А вот и минута, которой ты так долго ждал, Миякэ. Отец хочет тебя видеть.