Солонго. Тайна пропавшей экспедиции

«Как странно. Всё на месте. Верёвки, ботинки… Даже экспедиционная сумка тут — уж с ней-то Корчагин никогда не расставался. Чудак, даже дома спал с ней в обнимку. Говорил, что это по походной привычке. А тут валяется среди вещей… Нет только ружья». Сергей Николаевич осторожно поворошил спальник, опасаясь увидеть в нём тело старика. Спальник был пустой.

«Понять бы, откуда сделан разрез: изнутри или снаружи. Снаружи могли напасть. Но кто? Медведи с ножами не гуляют. Значит, охотники. Зачем? Непонятно. Или кто-то следил за ним от посёлка?»

Сергей Николаевич, нахмурившись, вспомнил слова Артёма о трёх охотниках, о подслушанном разговоре Джамбула с участковым.

Баир вернулся доложить, что место для ночёвки найдено.

— Нам бы кого за дровами послать. Там Слава, так нам вдвоём таскать долго.

— Подожди, — Сергей Николаевич махнул ему рукой. — Глянь сюда. Откуда сделан разрез: снаружи или изнутри? — тихо спросил он погонщика, когда тот приблизился.

Баир внимательно осмотрел пройму в тенте и стенке внутренней палатки. Ощупал края прорехи.

— Изнутри. Вон, нож как прошёл. Ткань закрутилась наружу. С улицы так не прорежешь.

— Зачем же он палатку вскрыл?

— Не знаю, Сергей Николаевич. Не моего ума это дело. Может, молнию у него на входе заело.

Сергея Николаевича развеселило такое объяснение. Он понял, что большего от Баира не дождётся, и отослал его в лагерь, велев захватить с собой Юру, Джамбула и Фёдора Кузьмича. Погонщик был этому только рад. Брошенный лагерь ему не нравился.

— Там пахнет смертью, смотри, не ходи, беду навлечёшь, — сказал он жене, вернувшись на бивак, и решил ночью, пока никто не видит, поставить в лагерь Корчагина подношение духам смерти, чтобы не цеплялись ни к его семье, ни к его лошадям.

«Значит, картина получается такая, — Сергей Николаевич бережно достал сумку Виктора Каюмовича. Она оказалась пустой. — Старик Корчагин ночует в палатке. Потом что-то происходит, и он бежит. У него нет времени даже расстегнуть тамбур. С молнией всё в порядке. Значит, он дорожит каждой секундой. Разрезает палатку и вываливается наружу. Так торопится, что убегает в чём спал. Ни куртку, ни дождевик с собой не берёт. Нет времени. Даже сумку оставляет, что уж совсем странно. Берёт только ружьё. Значит, боится за жизнь. Понимает, что ничего ценнее ружья в такой ситуации быть не может. Бежит не оглядываясь. Потом не возвращается. Бросает лагерь навсегда, будто сюда чумные крысы набежали. Что же, чёрт возьми, тут случилось?!»

Сергей Николаевич полностью залез в палатку. Внутри пахло гнилью. Снег и дождь целый год заносило в разрез. Сейчас на солнце всё высохло, но запах гнили остался.

— Мам, — Артём подошёл к Марине Викторовне.

— Не сейчас.

— Смотри, — юноша показал ей на костровище.

— Ну что там?

Артём сел на корточки и прутиком расковырял старые угли. В земле лежали огарки каких-то бумаг. Взяв одну из них, юноша сразу понял, что это была заклеенная скотчем карта. Дедушка так часто делал, опасаясь, что карта вымокнет в пути.

Папа, отряхивая брюки, выбрался из палатки.

— Интересно, — протянул он, когда Артём показал ему огарки. — Это копия карты Гришавина. Той самой, по которой мы идём. Почерк похож… Она, конечно, лежала в сумке Корчагина. Получается, кто-то пришёл в лагерь. Переворошил тут всё, а потом сжёг карту.

— Зачем? — удивился Артём.

— Или старик сам вернулся и сжёг её. Но это вряд ли. Он бы тогда захватил куртку. И вот это.

Сергей Николаевич показал распухший, весь перекорёженный блокнот.

— Блокнот дедушки…

— Да. Тот самый, из которого он вырвал записи.

Тюрин, всё это время стоявший в стороне, наконец приблизился к Переваловым. Чужих поблизости не было, и говорить можно было открыто, не таясь.

— Отец никогда бы не оставил свой дневник, — Марина Викторовна уже не сдерживала слёз.

— Это правда.

— Там что-нибудь уцелело? — поинтересовался профессор. Артёма удивил неожиданно проснувшийся в Тюрине интерес. Сейчас он смотрел почти так же восторженно, как и тогда, когда впервые увидел нефритовую статуэтку.

— Посмотрим… — Сергей Николаевич стал бережно листать блокнот.

Чернила почти на всех страницах были размыты. Не удавалось прочитать ни единой строчки. Некоторые листки так разбухли, что расползались на лоскуты от малейшего прикосновения. Только к середине блокнота Сергей Николаевич смог разобрать несколько обрывочных фраз.

«…Кажется сомнительным. Общей чертой здешней орографии остаётся ступенеобразное повышение рельефа…»

«…можно забыть. Полиметаллическое месторождение в Оройском…»

«…Не сравнится со скудной кварцевой жилой с молибденитом в среднем течении Тиссы. Это требует дополнительного изучения, если…»

— Это всё, конечно, занимательно, — проворчал Сергей Николаевич. — Особенно для тех, кто знает, что такое молибденит. А что тут для нас, простых смертных? Неужели никакой подсказки?

Он продолжал листать дневник Корчагина, вычитывал малопонятные названия и термины. Несколько раз поднимал палец, показывая, что нашёл важную деталь, но тут же признавал, что разобрать ничего не получается.