Солнце внутри

Кивнув, я направился к свободному месту, по пути снимая мокрое пальто.

Что-то в ее словах меня смущало, и я никак не мог понять – что. «Имя, – догадался я наконец. – Откуда она знает, кто я?» Я повесил пальто на спинку стула и сел, натянуто улыбнувшись соседям. Украдкой я покосился на стойку. Женщина увлеченно черкала что-то на листе. «Да у тебя паранойя уже какая-то начинается!» – отругал я мысленно сам себя, тряхнул головой и осмотрел остальных присутствующих.

Нас было человек тридцать, и с виду слово «международный» в описании симпозиума себя оправдывало. Состав выглядел весьма интернационально. Хотя я далеко не все нации мог вычислить с ходу. С уверенностью я про большинство светлых типажей мог сказать только то, что они были не русские. При всей кажущейся личной продвинутости, иностранцев я в Москве встречал не так уж часто, а признаться, что до сих пор Париж оставался единственным местом вне России, в котором я успел побывать, мне было стыдно даже перед самим собой.

– Очень рад приветствовать всех вас на нашем симпозиуме! – прервал бодрый мужской голос мои мысли.

Оратор сидел в самом центре буквы П и был настолько молод и невзрачно одет, что сначала я принял его за одного из студентов. Мне стало слегка некомфортно в своем черном костюме и белой рубашке. Я уже давно привык быть одетым несравнимо лучше моих сверстников, но среди серьезных взрослых людей я обычно все же не так явно выделялся. Помрачнев, я опустил плечи и втянул голову в невольной попытке скрыться. Тем временем оратор успел представиться как один из организаторов симпозиума и выдавал одну пустую фразу на хорошем английском за другой. Студенты вежливо и, по всей видимости, искренне улыбались и кивали. Мое же настроение почему-то портилось не по минутам, а по секундам. Я тоскливо уставился в окно, в которое уже светило солнце. Может быть, переменчивость голландской погоды так влияла на мое душевное состояние.

– Как вы знаете, тема нашей сегодняшней встречи – мораль в журналистике, – выхватило мое сознание фразу из потока слов, и я повернулся к ведущему, который, несмотря на довольно молодой возраст, был совершенно лысым. – Я знаю, что все, наверное, уже устали от подобных разговоров, но мой опыт показывает, что дискуссии такого рода бывают весьма плодотворными и интересными. Особенно когда они ведутся в таком интернациональном составе. Все же взгляды могут довольно сильно отличаться от нации к нации, хотя мы, конечно, в глубине души все едины…

Я мысленно закатил глаза и отключился. Люди, изъясняющиеся шаблонными фразами, казались мне верхом банальности, и я не мог понять, как им было не скучно с самими собой. Вместо этого я пробежался глазами по фотографиям на противоположной стене и с некоторым огорчением отметил, что мне знакома каждая из них. Все они были знаменитыми примерами выполнения журналистского долга или вопиющей бесчеловечности – смотря как к этому относился зритель. Африканская девочка с поджидающим ее стервятником, зажатая в воде маленькая колумбийка, пристально смотрящая в камеру абсолютно черными всезнающими глазами, бегущие от горящего напалма вьетнамские дети – война, война, война… Были там и фотографии менее известные широкой публике, но знакомые, вероятно, любому студенту факультета журналистики по всему миру. Кадры родителей, только узнавших о гибели ребенка, или подсудимых перед исполнением смертного приговора. Заполученные, естественно, без разрешения и уж тем более без соблюдения границ частного пространства. Я зевнул.

Тем временем организатор затих и подбадривающе кивал молодому пареньку, которому выпало представляться первому. Паренек мельтешил глазами, краснел и слегка заикался от волнения. Приехал он из Германии. Я подпер рукой подбородок и вздохнул. Прямо через дорогу находились как Рейксмузеум, так и музей моего старого доброго знакомого Ван Гога, и я с большим удовольствием променял бы компанию зеленых журналистов, готовых философствовать о морали, на общество Рембрандта, Вермеера и того самого Ван Гога, давно уже все сказавших. Я вообще предпочитал общество людей искусства. Обычно мне с ними было интереснее. Радовало только то, что мероприятие должно было длиться не особо долго, а от любых внеплановых инициатив я смог бы легко отмазаться, сославшись на важную встречу. Одет я был, к счастью, более чем подходяще. Забывшись, я даже открыл карманные часы, но они стояли по своему обыкновению.