Пока она обдумывала мой вопрос о предполагаемом будущем, я пытался представить себе будущее, которое могло ждать
Я вновь задумался, как мне этого добиться – быть с ней и при этом не портить ей жизнь. Продлить весну Персефоны, остаться в ней, уберечь ее от моего царства Аида.
Нетрудно понять, что там, где обычно бываю я, счастлива она не будет. Это же очевидно. Но пока она хочет видеть меня, я буду следовать за ней. Значит, придется провести в четырех стенах множество томительных дней, но эта цена настолько пренебрежимо мала, что едва стоит упоминания.
– Мне надо разузнать. Большинство шикарных учебных заведений находятся там, где бывает снег. – Она усмехнулась. – Интересно, какие колледжи есть на Гавайях?
– Наверняка замечательные. А после учебы? Что потом? – Я вдруг понял, как это важно для меня – знать
– Займусь чем-нибудь, связанным с книгами. Я всегда думала, что буду преподавать как… ну нет,
– Значит, вот чего тебе всегда хотелось?
Она пожала плечами:
– В основном. Как-то я задумалась о работе в издательстве – редактором или кем-нибудь вроде. – Она сморщила нос. – Навела справки. Получить работу преподавателя гораздо проще. И это намного практичнее.
У всех ее мечтаний были подрезаны крылья – не то что у других подростков, рвущихся покорять мир. Видимо, сказывалось то, что с реальностью она столкнулась раньше, чем следовало бы.
Она откусила бейгл и принялась задумчиво жевать. Я гадал, о чем она думает – все еще о будущем или о чем-нибудь другом. И видит ли в этом будущем меня хотя бы мельком.
Мысли увели меня к завтрашнему дню. Казалось бы, я должен быть вне себя от восторга – еще бы, целый день вместе с ней. Столько времени. А я думал лишь о том моменте, когда она увидит, что я такое на самом деле. Когда я больше не смогу прятаться под маской человека. Я пытался представить ее реакцию, и хотя часто ошибался в предыдущих попытках предугадать ее чувства, понимал, что на этот раз возможно лишь одно из двух. Если не отвращение, то ужас.
Хотелось бы верить, что есть и третий вариант. Что она простит мне мою суть, как уже делала раньше. И примет меня, несмотря ни на что. Но этой картины я не мог себе вообразить.
Хватит ли мне духу сдержать обещание? Смогу ли я относиться к себе с уважением, если скрою от нее эту правду?
Мне вспомнилось, как я впервые увидел Карлайла при свете солнца. В то время я был очень молод и больше всего одержим кровью, но это зрелище заворожило меня, как мало что другое. Несмотря на то что я всецело доверял Карлайлу, несмотря на то что уже успел полюбить его, мне стало страшно. Слишком уж невозможным, слишком чуждым было увиденное. Сработал инстинкт самозащиты, и прошло несколько длинных минут, прежде чем его спокойные и ободряющие мысли подействовали на меня. В конце концов он уговорил меня самого выйти на солнце, чтобы я убедился, что это совершенно безобидное явление.
Я вспомнил, как увидел себя при ослепительном утреннем свете и осознал – глубже, чем когда-либо до тех пор, – что я уже не имею никакого отношения к себе прежнему. Что я больше не человек.
Но было бы нечестно скрывать самого себя от Беллы. Лгать умолчанием.
Я пытался представить нас с ней на лугу, увидеть, как я выглядел бы, не будь я чудовищем. Такой живописный, мирный уголок. Как бы мне хотелось, чтобы ей понравилось там и чтобы я был рядом.
«
Внезапно я очутился в одном из видений Элис, уставился на яркий круг солнечного света. И растерялся, так как только что представлял нас с Беллой там же, на маленьком лугу, где никто не бывал, кроме меня, и поначалу не понял, что смотрю видения Элис, а не игру собственного воображения.
Но эта картина отличалась от той, которую представил себе я, относилась не к прошлому, а к будущему. Белла смотрела на меня не отрываясь, радужный отблеск плясал на ее лице, глаза казались бездонными. Значит, я
«
А потом я все увидел.