– Будет странно, если кто-то скажет: «Я люблю тебя», – а в ответ услышит: «Сегодня отличная погода», – слабо улыбаюсь я, делаю глоток кофе и кашляю от неожиданности – чувствую в нем алкоголь. И это не просто кофе с привкусом виски. Это виски с ароматом кофе.
– Ты в порядке? – заботливо спрашивает Дастин.
– Это что?! – все еще кашляю я.
– Кофе по-лестеровски, – довольно улыбается он. – Самый лучший кофе – с коньяком. Но у тебя был только виски, Франки. Прости.
Он целует меня в щеку.
– И сколько в этом кофе виски? – спрашиваю я, чувствуя на губах горечь.
– Всего лишь треть, – невозмутимо отвечает Дастин. – Но ты пей, пей. Не пропадать же виски. То есть кофе.
И я пью вместе с ним. Мы смотрим друг на друга и молчим.
Странно, но Дастину удается меня расшевелить. Я начинаю постепенно оживать. И мои мысли приходят в порядок.
Дастин гладит меня по влажным волосам и уходит на кухню – относит поднос с чашками. Я неслышно иду следом за ним и обнимаю сзади, когда он стоит у раковины. Прижимаюсь к спине Дастина, сцепив руки на его поясе, и не хочу отпускать. Знакомый запах ментолового дыма завораживает меня.
Он замирает.
– Спасибо, что сейчас ты мной, – тихо говорю я, касаясь щекой спины Дастина. Он родной и уютный. С ним мне спокойнее, несмотря на то, что было.
Теперь наступает его очередь молчать.
– Знаю, что это опасно и все такое – Мунлайты могут обо всем узнать и решат, что я нарушила договор, – продолжаю я. – Но я так устала бояться, Дастин. Кажется, я начала бояться даже собственной тени.
– Тебе тяжело, я знаю. Но ты должна верить, что все будет хорошо. Санни, ты так поешь… У меня слов нет, чтобы описать то, что я чувствую, когда слышу тебя. Мне жаль, что я так поздно все понял. Но обещаю, я все исправлю.
– Как? – роняю я.
– Придумаю.
Он поворачивается ко мне.
– Я видела свою мать вчера, – вдруг признаюсь я и рассказываю ему о ней. Хотя Дорин – это последнее, о чем бы мне хотелось говорить сейчас, слова льются сами собой, и я не могу остановиться, пока не рассказываю Дастину все.
Он внимательно слушает меня, обнимает и шепчет успокаивающие слова. И мне становится легче только от одного его участия.
Дастин снова берет мои пальцы в свои.
– Ты так замерзла?
Я пожимаю плечами. Рядом с ним теплее. Но я не говорю этого вслух – знаю, что Дастин понимает меня без слов.
Он слишком хорошо понимает меня. Он слишком сильно притягивает меня к себе. И почему любовь так прекрасна?.. Даже в самые темные дни способна осветить души.
Я смотрю на Дастина, и сердце начинает биться чаще, словно он целует меня – мягко и нежно, как умеет только он. Мне хочется коснуться его, но я сдерживаю себя. Просто смотрю.
– Тебе нужно принять горячий душ, чтобы не простыть, – говорит Дастин тихо. – Где ванная?
Я киваю направо. Тогда он ведет меня к ванной комнате, как ребенка, сам включает воду в просторной душевой из стекла, проверяет, достаточно ли она горячая, и поворачивается ко мне:
– Я буду ждать тебя в гостиной.
Но теперь моя очередь хватать его за руку.
– Не уходи, – прошу я.
Дастин удивленно смотрит на меня, а я обнимаю его и, приподнявшись на носочках, осторожно целую. Его губы горячие и мягкие – я касаюсь их своими губами так аккуратно, словно собираю с них капли росы. Я трусь носом об его щеку, целую ее, целую висок. Глажу Дастина по плечам, дохожу ладонями до предплечий, спускаюсь кончиками пальцев к запястьям. Рисую на его коже невидимые узоры.
Его пальцы перебирают мои волосы под звуки струящейся воды и распускают косу.
Мы тонем в нежности. В свете собственных сердец. В собственном учащенном дыхании.
– Санни, – шепчет Дастин, едва касаясь своими губами моих. – Прости, что я не спас тебя. Что не понял, как тебе плохо. Что не поверил. Прости, – повторяет он, держа мое лицо в своих ладонях.
– Ты не должен говорить этого, – отвечаю я и снова чувствую, как по щеке катится слеза, но теперь мне все равно. – Это я должна просить прощения за то, что предала тебя. Прости, я…
Закончить я не успеваю.
– Глупая, – едва слышно произносит Дастин и закрывает мой рот поцелуем.
Этот поцелуй остается все таким же цепляюще-нежным, но теперь он настоящий – глубокий, чувственный, сводящий с ума.
Бархатный поцелуй. Поцелуй-искра, от которого разгораются наши сердца – все ярче и ярче.
Кажется, этот огонь – один на двоих – называют любовью.
Я сбрасываю на пол рубашку. На моем виске пульсирует тонкая вена. Желание быть с этим человеком поднимается во мне яркой волной, доходит до самого сердца, но не тушит его – напротив, огонь нежности и страсти разгорается сильнее.
Мы ничего не планировали, но эта нежность все изменила.
Я хочу его.