Они разговаривают – легко находят общую тему. Но Диане кажется, что с Еленой что-то не то. Ее зеленые глаза стали другими, и каждый раз, когда она кидает взгляд на Аарона, в них появляется жесткость. Сама Елена тоже видит, как поменялась Диана. И говорит ей об этом:
– Знаешь, а ведь ты стала другой.
– Взрослой? Красивой? Яркой? – усмехается Диана. Она часто слышит о том, как повзрослела, похорошела и приобрела свой стиль.
Елена качает головой.
– Без сомнения, ты выглядишь иначе, чем раньше. Но я о другом. – Елена касается кончиком пальцев своих ресниц. – Глаза, Диана. Твои глаза стали другими. Я могу тебе чем-то помочь? – вдруг мягко спрашивает она.
Диана чуть хмурится.
– В чем?
– Не знаю, – отвечает серьезно Елена. – Я не знаю, что у тебя на душе. Но если тебе нужна помощь – я всегда помогу тебе, Диана.
Та кусает губы. Слова Елены не нравятся ей.
– Ты когда-нибудь слышала выражение: «Глаза, полные боли»? – спрашивает Елена.
– К чему ты клонишь?
– У
Диана усмехается про себя. Чем ей может помочь та, которая сама зависит от ее старшего брата? Она смотрит на Аарона, и тот, чувствуя ее взгляд, поворачивается и холодно улыбается им с Еленой.
Когда приходит Николас Мунлайт, все замолкают и подобострастно на него смотрят. Словно на пастора, готовые внимать каждому его слову. Диана тоже смотрит на него, но, скорее, не восторженно, а обреченно.
Их взгляды с отцом встречаются, и тот, к ее удивлению, чуть улыбается ей – уголком тонких бесчувственных губ.
Начинается ужин – как и всегда, торжественный до абсурда, и Диана вспоминает те вечера, которые она, бывало, проводила с ребятами из «Стеклянной мяты» – они сидели в парке прямо на газоне и ели хот-доги, запивая газировкой из банок. Им было тепло и весело. Диана смеялась так, что у нее начинали болеть щеки. А как-то раз она попала в дом Аллигатора, и его мать – веселая необъятная женщина – посадила ее ужинать с семьей, хотя Диана и сопротивлялась. Тогда, наверное, она впервые увидела, как едят вместе люди в обычных семьях.
Елена вновь оказывается рядом с Дианой, но ей не хочется продолжать разговор на тему несчастных глаз. И Диана больше слушает, чем говорит. Когда до нее доносится имя «Кристиан», она поднимает голову.
– …Кристиан сейчас в Париже, – рассказывает его отец. – Вникает… кхм… в дела компании.
– Я слышала, у него появилась невеста? – спрашивает Валери.
Диана чуть хмурится. Невеста? Забавно.
– Уже поползли слухи? – усмехается Клинт.
– Уже. Ты же знаешь, слухи, как сорняки, – и воды не надо, чтобы выросли. Интересно, что это за девушка? Из какой семьи? Он сам ее выбрал или ты помог ему? – продолжает Валери.
– Или Крис пошел по стопам Виктора и поддался чувствам? – милейше улыбается Эмма, зная, что Виктор – слабое место первой жены Николаса.
Ответа Диана не слышит – в это время отец решает что-то сказать присутствующим. Он поднимается со своего места во главе стола. Выглядит Николас Мунлайт внушительно: высокий, статный, с наполовину седыми волосами и волевым взглядом, от которого цепенеют люди. Он держит в руках бокал с красным вином, которое доставили ему с личной винодельни, и, обведя всех присутствующих, которые затаили дыхание, тяжелым взглядом, говорит:
– Буду краток. Рад видеть вас всех сегодня в этом доме. Если я пригласил вас сюда сегодня, значит, мои двери открыты для вас всегда. Но стоит помнить, что без хозяина нет и дома. А потому предлагаю выпить за мое здоровье, – он поднимает искрящийся в ярком свете хрустальный бокал еще выше. – Чтобы хозяин прожил до ста лет.
Диане становится смешно – родственники ждали абсолютно другого. Почему-то они все были уверены, что отец будет говорить о завещании – иначе зачем ему собирать их всех? Однако он всех перехитрил – дал понять, что ни о каком наследстве речи и быть не может. Он, Николас Мунлайт, собирается жить сто лет. И никак не меньше.
Гости послушно поднимают бокалы, переглядываясь – они явно разочарованы. А Диана вдруг тоже поднимается – сама не знает, зачем. И произносит звенящим голосом:
– Ты должен прожить больше ста лет, папа. Если в доме не будет хозяина, то ничего не будет.
Мать смотрит на нее, как на сумасшедшую, и жестом велит сесть, дед сурово хмурится, Аарон усмехается – выходка сестры кажется ему непростительной. Но отец вдруг начинает хохотать.
– Неплохо, девочка, неплохо! – говорит он со странным одобрением, которое все еще чуждо Диане. – Выпьем и за это, мои дорогие гости.
У них нет выбора. Слова пастора – закон для послушной паствы.
И они пьют. Красное вино тает на их губах.
Диана тоже пьет. Несколько бокалов, и она чувствует странную легкость в голове – ее быстро накрывает алкоголем. Когда гости выходят из-за стола и снова разбиваются на группки в холле, обсуждая происшедшее, к Диане подходит Елена в своем алом платье.
– Я не обидела тебя? – осторожно спрашивает она. Диана мотает головой. Елена садится рядом с Диваной на изящный диванчик.
– Скучно? – спрашивает ее Диана, касаясь прохладным бокалом своих губ.
– Как и всегда, – пожимает плечами Елена.