Солнечный день

Деревня же была вовсе не столь покорной и безучастной, как это показалось пережившим горький опыт предательства Грише и Мите Сибиряку, когда они наблюдали за ней с лесистого холма. В любой избе их бы накормили, а по меньшей мере в трех домах могли бы связать с партизанами. Однако и то правда, что местные жители стали осторожными. Подлость и предательство сделали мужественных валашских горцев недоверчивыми. Тени виселиц, восемь тысяч отборных живодеров в формах СС, СА, СД, своры полицейских собак, апокалипсическое нашествие, которое в ноябре прошлого года обрушилось на области между Рожновом и Верхней Бечвой, научили людей недоверию и осторожности. Правда, где-то за Зубржей «крестовый поход» К. Г. Франка[40] завершился. На территории Верхней и Средней Бечвы уже шли тяжелые бои, а это было не по вкусу нацистскому властителю, развлекавшемуся сожжением чешских деревень. С садистской ухмылкой он оглядел казненных на виселицах и уехал восвояси. Через шесть часов из Рожновской области поредевшие, но дисциплинированные и несломленные партизанские части перешли в Карловицкую.

Таким оказалось недавнее прошлое тех мест, где Гриша и Митя Сибиряк искали еду, оружие и связь со своими. Партизаны были не близко, но и не так уж недостижимы. Места, где они действовали, находились в стороне от недавнего нашествия фашистов. Но почти в каждом доме деревни, которую Гриша с Митей наблюдали со своего холма, осталась саднящая пустота после убитого, казненного или угнанного фашистами.

Накануне операции Гриши и Сибиряка немцам выпала редкая военная удача. Двое из них, отправившись утром к пекарю за хлебом, увидели около лавочки странную, невероятно оборванную личность, собирающую и поедающую втоптанные в снег капустные листья. Личность показалась им подозрительной, и они ее арестовали. Задержанный был не партизан, а хорошо известный всем местным жителям полоумный бродяга по прозвищу Святой Франтишек. Этот несчастный помешанный, религиозный фанатик, грязный и косноязычный, постоянно убегал из богадельни в районном городишке, и куда он направит стопы свои, было непредсказуемо.

Этого, конечно, не знал ефрейтор Вебер и страшно обрадовался такому улову. Похвалив обоих ретивых служак за бдительность, он тут же приказал двум другим, самым молодым и энергичным, доставить пленного в районный центр Жалов, где находилось гестапо. Учитывая важность задания, возглавить конвой решил сам.

Предварительный допрос задержанного вселил в ефрейтора немецкого гарнизона счастливую уверенность в том, что он совершил чуть ли не подвиг. Святой Франтишек ко всем вопросам оставался безучастен, но пытался убедить допрашивающего в своей священной миссии на земле. Его нечленораздельные речи Вебер истолковал по-своему: пленный не владеет никаким христианским языком, не говоря уж о немецком. Значит, он иностранец, а следовательно, опасный бандит.

Небольшая группа со злополучным Святым Франтишеком отправилась в город поездом — через деревню проходила местная железнодорожная ветка. У немцев, правда, имелся небольшой грузовичок, но не было бензина.

Ефрейтор Вебер, отнюдь не мыслитель, ветеран первой и второй мировых войн, поначалу уверовал в величие третьего рейха, однако опыт, приобретенный на Восточном фронте, быстро излечил его. Не удалось только вылечить обмороженные ноги. Великогерманский энтузиазм Ганса Иоахима Вебера посему сосредоточился на трех основных желаниях: пережить войну, не иметь неприятностей по службе и добывать шнапс. Теперь он надеялся упрочить свое служебное положение, а что до шнапса — тут его активно ублажал жандармский вахмистр в деревне Цирил Махач, весьма близкий ему по взглядам и по характеру человек.

Перед письменным столом начальника гестапо ефрейтор Вебер, щелкнув по уставу каблуками, отрапортовал о конвоируемом бандите.

Начальник жаловского гестапо Герман Биттнер, человек необычайно сложный, как и ефрейтор Вебер, в свое время уверовал в величие новой Германии, с той только разницей, что верил и по сей день. Нацистский рейх из мелкого почтового чиновника и прихлебателя генлейновцев[41] сделал его начальником одной из самых страшных институций рейха. Он стал владыкой над жизнью и смертью. Следует заметить, что кое-какие неудачи фюрера на фронте в последнее время все же порядком портили ему настроение и вызвали к тому же тяжелую неврастению. Господин Биттнер страдал мучительной бессонницей, головными болями, обостренной чувствительностью к резким звукам. По ночам он закладывал уши ватой, потел, ноги неприятно зудели, мучили сердцебиение и приступы страха. Особенно донимали его головные боли в области мозжечка, жестокие и упорные.

Господин Биттнер, как и положено неврастенику, вообразил, что у него опухоль в мозгу. Головные боли он снимал лошадиной дозой порошков, а страх смерти старался заглушить тем, что убивал других людей. Пока умирают другие, убеждал он себя, ему нечего бояться. Одним словом, господин Биттнер был из тех, кого позднейшие историки нацистских зверств назвали взбесившимися мещанами.