Солнечный день

В избе они нашли больного старика и перепуганного полуголого ребенка. На плите в горшке булькало какое-то варево. Митя вытащил оттуда кусок козлятины. Часть они съели на месте, остаток спрятали в сумку. Как сумели, поблагодарили старика, который отрезал им еще ломоть хлеба, и скрылись, приложив к губам палец.

После еды оба немного приободрились. Митю больше всего угнетало то, что они безоружны. Прижимая к себе автомат, он мечтал о полной обойме.

Но что может сделать советский солдат и сибирский охотник во вражеском тылу без оружия?! Он словно заяц на открытом месте. Митя горько сетовал и строил планы налета на жандармский участок. Ведь жандармы — единственные среди местного населения, у кого есть оружие. К тому же жандармы хоть и боятся партизан, но и сочувствуют им. Пожалуй, есть надежда, что они не станут особенно сопротивляться. Встретить жандармский патруль во время обхода — а это было бы самое лучшее — им не удалось, не удалось и разыскать партизан.

От избушки, где они разжились козлятиной, спустились в долину, к довольно большой деревне. Митя, немного понимавший здешний язык, разузнал у того старика, что в деревне размещен жандармский участок. О немецком гарнизоне старик ничего не слыхал.

Примерно в часе ходьбы до деревни они наткнулись на сгоревший дом лесника. Обугленные стены хотя бы укрывали от ветра. Устроились на пепелище, а когда стемнело, двинулись на разведку.

Всю ночь наблюдали за деревней. Днем, сменяя друг друга, следили за ней с лесистого холма. Пролетели самолеты, узнали — наши. Это был привет с Большой земли, но им помочь никто не мог. Солдаты, которым доводилось лежать в снегу, без оружия, голодными и обессилевшими, вдалеке от своих, во вражеском тылу, за тысячи километров от дома, поймут, что они испытывали.

Примерно в девять часов утра Гриша увидел, как из одного дома вышел коренастый жандарм. Его же вечером, незадолго до темноты, заметил и Митя Сибиряк. Жандарма сопровождал второй, судя по походке и фигуре, помоложе. Установить, пустует ли участок днем, не удалось. Но если и пустует, все равно заперт. Немецкие солдаты не появлялись.

Напасть решили следующей ночью. Продвигались ползком след в след. Гриша отметил: никто не может красться так бесшумно, как сибирский охотник. Даже чуткие деревенские собаки ничего не услышали. Митя умело выбирал путь, Гриша был уверен в успехе. Он верил Сибиряку, как верит мальчик мужчине, который годится ему в отцы и не раз показал себя в бою.

В какой-то избе заплакал ребенок. Сквозь затемнение из окон проникали бледные узкие полоски света.

Обитая железом калитка жандармского участка вопреки ожиданиям оказалась незапертой. Входная дверь тоже. Ведущая к дому дорожка и ступеньки крыльца были покрыты льдом. Жандармы не утруждали себя уборкой.

За первой же дверью, ведущей в комнату слева, Гриша и Сибиряк услышали голоса и шлепанье карт. Митя Сибиряк локтем нажал на дверную ручку, просунул в щель автомат и направил его на двоих мужчин.

— Руки вверх! — сказал он по-русски, для верности добавил по-немецки: — Хенде хох!

В караульном помещении жарко топилась опилками железная печурка. Оба жандарма скинули мундиры, ремни с кобурами и пистолетами висели на спинке стула.

Оба подняли руки и встали, ошеломленные неожиданностью. Стул под тяжестью мундира, ремня и кобуры с грохотом упал.

Младший жандарм машинально нагнулся поднять стул. Его рука оказалась в опасной близости от пистолета.

Митя из всей силы пнул его в зад. От мощного толчка полицейский вылетел в открытую дверь и сбил с ног стоявшего в дверях безоружного Гришу. Обезумев от страха, полицейский кинулся на чердак. Гриша, подхватив кобуру с пистолетом, рванул по лестнице следом за ним.

Вдруг он ощутил удар по голове такой силы, что перед глазами у него закружились радужные расплывчатые круги, потом ослепительная вспышка сменилась кромешной тьмой…

Немецких солдат Гриша с Митей Сибиряком не обнаружили в деревне лишь случайно. Квартирующие здесь двенадцать фольксштурмовиков под командой ефрейтора Ганса Иоахима Вебера отнюдь не были нордическими героями. Отрезвленные войной «папаши» не годились ни для какой иной службы. Они коротали время, рассказывая солдатские байки да играя на губной гармонике, лишний раз высовываться на мороз их вовсе не тянуло. Военных подвигов начальство от них не ожидало, а в деревне их разместили для устрашения жителей.