Солдаты афганской войны

— С этого дня никаких разговоров с афганцами, — грозным голосом инструктировал нас замполит нашего батальона. — Никаких афганских друзей… Языки пораспустили! Все военные тайны как на базаре обсуждаете! Забыли, что живём в боевых условиях, в окружении врагов! Кого заметим, что болтает с местными — сразу в наряд вне очереди безо всяких выяснений!

Буквально на следующий день я повстречал Назира. Мы поздоровались, и я, оглянувшись по сторонам, с извинениями начал объяснять, что говорить нам, к сожалению, нельзя.

— Почему? — искренне удивился Назир.

— Командиры запрещают, — пожал плечами я. — Что я могу поделать? Я же солдат.

Назир был взволнован и никак не понимал сути запрета:

— Мы же ведь друзья, или не так?

— Друзья! Конечно мы друзья! Но… я не могу говорить с тобой, и указав на стоящий рядом туалет, я изобразил, как чисто придётся мне его драить, если этот запрет нарушу. Мы говорили всего минут пять, и Назир меня понял правильно.

Однако запреты, касающиеся личного состава, на самих офицеров не распространялись. Получилось так, что офицеры батальона и сам замполит в том числе тоже были в хороших отношениях с Назиром: он нередко покупал и приносил им разный товар из города. Вообще, поскольку Назир был парнем общительным и интересным, у него было много друзей. И всё же, безусловно, наши отношения были самыми близкими, и я этим очень гордился.

Однажды наша рота занималась строевой. Печатая в общем строю шаг, я заметил, как невдалеке от нас Назир передал замполиту какую-то коробку. Потом он стал о чём-то эмоционально и даже с оттенком негодования говорить. Он жестикулировал и показывал рукой на наш строй. Замполит старался уйти от ответа, успокоить его. Но Назир был настойчив и замполит, поскольку дорожил отношениями с Назиром, уступил. Они вместе подошли к ротному:

Товарищ старший лейтенант! Прервитесь на секунду… У Назира тут в строю друг — Бояркин. Пусть поговорят. Я разрешаю. Наш афганец — ему доверять можно.

Хижняк тут же распорядился:

— Бояркин, выйти из строя!

Я чувствовал себя очень неловко, поскольку из-за меня пришлось беспокоить таких высоких командиров. Но это был уже приказ, и мне пришлось отойти с Назиром в сторону, и мы спокойно говорили, пока не кончились строевые занятия.

Строгий запрет на контакты с афганцами продержался не долго. Не прошло и месяца как он тихо сам собой изжился, и больше никто не следил и не ограничивал наше общение с афганцами.

Вскоре в афганской армии прошла чистка кадров. Говорили, что к этой акции ХАТ (афганская служба безопасности) совместно с нашим КГБ готовились несколько месяцев, выявляя неблагонадёжных и составляя чёрные списки. Чистка была довольно основательной: за какие-то два-три дня сменилась значительная часть офицерского состава. Изгонялись или арестовывались все ненадёжные и попавшие под подозрение. Назира это мероприятие тоже не миновало, но только наоборот — на этой волне он хорошо пошёл вверх по службе. У него был располагающий к себе характер, безупречное прошлое, его уважали, ценили и двигали всё выше. Назира перевели в охрану во внутреннюю часть Дворца Народов, и я этому был очень рад — теперь мы могли встречаться почти ежедневно безо всяких злоключений.

Чистка привела к некоторой напряжённости в Кабуле. В ту ночь едва сгустились сумерки, как город огласили автоматные очереди, трассера то и дело полосовали небо. Стреляли во всех районах. Ночами постреливали постоянно, но в эти дни наблюдался сильный всплеск перестрелок. Даже днём и то были слышны автоматные очереди, и нас всё время держали в повышенной боевой готовности. Так продолжалось все три дня, пока шла чистка. Потом всё утряслось, а ночная пальба снизилась до своего среднего уровня.

Позже точно такое же усиление военной активности в столице наблюдалось всякий раз, когда происходил очередной призыв в афганскую армию.

Набор на службу тут осуществлялся весьма оригинально: в Кабул входили афганские войска. Под покровом ночи они окружали жилые районы города и проводили облаву на призывников. Аскары прочёсывали дом за домом и молодых парней, кто не имел справки, что отслужил, садили в машины и развозили по афганским частям. Причём никакого учёта военнообязанных не велось, и поэтому, если кто свою справку терял, то ему приходилось служить второй срок. Молодым афганцам служить в армии вовсе не хотелось: они прятались, где только могли, норовили прошмыгнуть через заградительный кордон, зная, что главное не попасться именно сейчас, а уже на следующий день, когда "призыв" закончится, они смогут спокойно ходить по городу и продолжать заниматься своими повседневными делами.

В тюрьме

В нашем полку самая сачковая служба досталась солдатам 1-го батальона: почти половина его личного состава охраняла небольшие удалённые объекты: ЦТА, политехникум, советский городок, виллу главного военного советника Афганистана и другие. А поскольку они стояли малыми подразделениями — обычно взводами, то и муштры у них почти не было, а караульная служба текла спокойно и даже интересно.