Солдаты афганской войны

Среди прочих охраняемых 1-м батальоном объектов был и один особый — небольшое здание в кабульской тюрьме, где располагался всего один взвод. Там в отдельных камерах сидело одиннадцать заключённых. Все они были не простыми преступниками, а важными политическими персонами, большинство из которых занимали высокие посты ещё при Амине. Среди них даже была одна женщина.

Допрашивали заключённых наши советские следователи из южных республик, но самим арестованным они представлялись как афганцы. Иногда после очередного допроса, если заключённый начинал упрямиться и не отвечал на поставленные вопросы, то, выходя из камеры, следователь говорил нашим охранникам, чтобы они "подготовили" арестованного к следующей беседе. Как правило в таких случаях его заставляли стоять на одной ноге посреди камеры при ярко включенном свете всю ночь. К утру заключённый уже падал на пол без сознания. Когда приходил следователь, то арестованного оставалось привести в чувство и он начинал говорить более охотно.

Однако наши десантники-охранники постоянно занимались своими подопечными и без специальных просьб. Они заставляли их распевать хором на русском языке любимые армейские песни: “Не плачь, девчонка”, марш парашютистов, а также Интернационал и гимн Советского Союза, а если кто забывал слова, то его избивали и лишали сна, пока тот не заучит всё как положено.

Бывало наши гвардейцы для развлечения устраивали первенство по кулачному бою среди заключённых, заставляя их драться между собой. Причём, если "дерущиеся" пытались схитрить и наносили удары не co всей силы, то их избивали уже сами десантники, и тем приходилось драться друг с другом по-настоящему.

Солдаты весело рассказывали, что заключённые в конце концов не выдержали и стали жаловаться следователям на плохое с ними обращение. Тогда их взвод заменили на другой. Однако с прибытием новой охраны изменений к лучшему не произошло заключённых по-прежнему всё также постоянно продолжали избивать, заставляли петь русские песни и устраивали гладиаторские бои.

Все заключённые считались особо опасными преступниками и у охранников был строгий приказ, в случае опасности, если кто нападёт на тюрьму, то немедленно всех уничтожить, бросив в каждую камеру по гранате. Но гранаты не потребовались — говорили, что впоследствии всех этих арестованных расстреляли.

Как деды осадили Еремеева

Еремеев был безусловным лидером среди фазанов нашей роты. Весь его внешний вид говорил, что служить, точнее руководить другими, ему было по душе и доставляло массу удовольствий. В армейских условиях он чувствовал себя как рыба в воде. Службой Еремеев просто наслаждался и поэтому постоянно улыбался и шутил. Но помимо радостных и беззаботных дней был у Еремеева и такой день, когда ему стало не до шуток.

Дело в том, что с некоторых пор Еремеев стал пренебрегать "правилами поведения" в сложном армейском коллективе и позволял себе слишком много. Ладно то, что он держался явно выше своего призыва — предпочитал общаться с дедами, и во всём был с ними на равных — но со временем Еремеев вообще утратил чувство меры и уже стало слишком заметно, что в некоторых моментах армейской жизни он ставил себя выше даже самих дедов. Постоянно и особенно красноречиво на это указывал кусок белого хлеба, который неизменно ложился перед ним за обеденным столом. Кусок был самый толстый — даже толще дедовских — а это уже было борзостью, знаком неуважения к старшему призыву. Конечно, хлеб делили молодые, но винить их в этом было нельзя — Еремеев сам должен следить за соблюдением порядка в призывной иерархии, а то, что он был зам. комвзводом ещё не давало ему права хоть в чём-то превосходить старший призыв. Деды поняли, что Еремеев залетел явно выше, чем ему дозволено, и пора его оттуда сшибать — напомнить, что он всё же фазан, а вовсе не дед. Нужен был только повод. И день возмездия настал.

Всё началось с самого обычного построения. Как и всегда, сразу после команды: "Рота, выходи строиться!" — молодые стремглав вылетают из расположения и так же быстро строятся. За ними, уже спокойным шагом, выходят фазаны и дополняют собой строй молодых. И только потом "выплывают" деды и не спеша, чтоб не уронить достоинство, занимают свои места. Все уже стоят, нет только одного — сержанта Бородина.

В эту минуту Еремеев занервничал: вот-вот должен выйти ротный, а Бородин всё отсутствует. В негодовании он процедил себе под нос:

— Зае..али эти деды.

Тут наконец-то появился Бородин и примкнул к строю. Однако кто-то из дедов всё же услышал неосторожное высказывание Еремеева и, когда строй распустили, сообщил об этом остальным дедам.

Прошло немного времени. Я как обычно "шуршал" в расположении взвода, а Еремеев — валялся на своей отдельной постели и безразлично смотрел в потолок. Несмотря на острую нехватку спальных мест, у него одного во всём взводе была отдельная койка — ибо он, как зам. комвзвода и гордый старослужащий, не позволил, чтобы сверху над ним был установлен второй ярус.