Солдаты афганской войны

Как только толпа захребетников-дембелей свалила на аэродром, в тот же день прибыло молодое пополнение: кто после учебки, а кто уже отслужив полгода в войсках. Молодёжь пришла толковая, сообразительная. Работа у них закипела. Только отдашь распоряжение:

— Давай, тащите термос, — или. — Пол надо помыть, — и они без слов хватают, тащат, моют, убирают.

Жить сразу стало легче. Мы, теперь полноценные фазаны, вздохнули с облегчением: самый трудный год — первый — миновал.

Порядок в роте

Хижняк высунул голову из своей комнаты, находящейся рядом по коридору, и крикнул:

— Дневальный!

— Я!

— Роту на построение!

— Есть роту на построение! — дневальный повернулся и прокричал:

— Рота, выходи строиться!

Команду сразу подхватили и продублировали во взводах:

— Первый взвод выходи строиться!

— Второй взвод выходи строиться!

— Третий взвод выходи строиться!

Солдаты забегали, на ходу приводя себя в порядок. Выскочив наружу, тут же у здания казармы построились повзводно в две шеренги. Хижняк тем временем прошёлся по помещению казармы, провёл пальцем по дужкам кроватей, определяя уровень скопившейся пыли, заглянул под койки и не спеша вышел. В этот день дежурным по роте был сержант Спирин — вечно хмурый и злой дед. Спирин недолюбливал молодых вообще, а своим молодым щедро раздавал пинки и подзатыльники по малейшему поводу. Он строевым шагом подошёл к ротному и отчеканил:

— Товарищ старший лейтенант! Рота по вашему приказанию построена, — и, сделав шаг в сторону, встал за спиной ротного. Хижняк в спокойной, непринуждённой манере выразил своё общее неудовлетворение результатами только что проведённой проверки:

— В помещении первого взвода недостаточно чисто. Пыль кое-где скопилась. Коечки не все убраны. Не дело это. Вы находитесь в армии, а не дома у мамы. В помещении должна быть чистота, и больше об этом хотелось бы не напоминать.

Казалось бы безобидные слова ротного заставили трепещать многих, стоящих в общем строю. Спирин, стоя за спиной у ротного и раскрасневшись от негодования, буквально расстреливал своими злыми глазами строй.

Ротный отлично знал, какое действие возымеет такого рода замечание, поэтому почти никогда не кричал, не отчитывал, а говорил как бы между прочим, как о чём-то не очень важном, о чём он и сам через минуту готов забыть, но вот только обязан сказать по долгу службы. Высказав своё неудовлетворение чистотой, он в двух словах довёл главную цель построения:

— Ответственным приготовить фанерные мишени. Через два часа выезжаем на стрельбы… Вольно! Разойдись!

Спирин продублировал:

— Рота, вольно! Разойдись! — и тут же скомандовал своему взводу:

— Первый взвод! Строиться в расположении!

Деды и фазаны первого взвода сразу пошли на перекур — эта команда их не касалась. Молодняк устремился к двери. Первым вошёл сам Спирин и, встав за дверьми, для ускорения с силой пинал сапогом входящих молодых:

— Быстрей, суки, строиться!

Молодые первого взвода построились в шеренгу. Спирин шёл вдоль строя и проорав очередному молодому один и тот же вопрос:

— Почему грязь везде? А-а?! — бил по лицу. Он не слушал объяснений: кто пытался сказать что-либо в оправдание — получали своё на общих основаниях.

— Быстро! Навести порядок! — гаркнул Спирин. Молодые бросились выносить койки, загремели вёдрами и схватились за тряпки. И уже через полчаса в результате проведённой влажной уборки, помещение блестело как и в нашем 2-м взводе.

Но более строгий спрос чем за порядок был за несение караульной службы. Когда кого-нибудь из нашей роты проверяющие замечали спящим на посту, а это стабильно случалось раза три в месяц, ротный принимал соответствующие меры. После окончания караула он строил роту, ставил залётчика перед строем, и минут десять все слушали ругань и угрозы:

— Вы что ни хрена не понимаете! Сколько раз можно повторять одно и то же — на посту не спать!.. В войну за это отправляли в штрафной батальон, а то и расстреливали перед строем…

Закончив речь, Хижняк неизменно объявлял виновному наряд вне очереди и распускал строй. После чего он уходил в свою комнату, давая возможность личному составу "разобраться" с провинившимся, "Разборки" начинались практически сразу после команды: "Вольно! Разойдись!" Провинившегося уводили в расположение и, налетев толпой, избивали. Причём били вовсе не за то, что он спал на посту — поскольку там спали почти все — а за то, что попался. Хижняк, в свою очередь, не замечал свежих фингалов под глазами залётчика.

Конечно, когда залетали старослужащие, а это хотя и очень редко, но тоже случалось, то никаких мордобойных последствий не происходило. В таких случаях после построения все расходились, деды доставали сигареты, смеялись и, традиционно послав ротного как можно дальше, спокойно общались между собой, как будто ничего и не случилось.