Ещё при первых возгласах брат Йохан надел на голову капюшон и теперь делал вид, что вокруг него ничего не происходит. Эгон тихо посмеивался над шутками караванщиков. Едущему следом Ладвигу было видно, что плечи чиновника вздрагивают отнюдь не в такт движениям лошади. Первое время сержант пытался делать замечания возчикам, но те недаром слыли дерзкими и своенравными людьми. Почти никто не замечал его окрики, а те, что обратили на них внимание, в выражениях не стеснялись:
— Чего ты там вопишь, недоносок?
— Прихвостень чернорясный!
— Сегодня будешь святому отцу подштанники стирать! Он, наверное, уже обделался!
— Точно! Вот мул и не хочет на себе его везти!
— Сказано, что пастырь освящает всё, к чему прикасается! Вот и оно тоже святое!
То, что Ладвиг имел при себе оружие, караванщиков не смущало. Возчиками нанимались люди неробкого десятка, и у каждого в повозке был припрятан топор, тесак, а то и просто крестьянские вилы. Дюжина таких молодцов представляла собой реальную силу, и не каждая шайка разбойников отважилась бы напасть на большой караван.
Сержант терпел насмешки до ближайшего перекрёстка. Дождавшись места, где широкая обочина позволяла обогнать чиновника, он пришпорил Фитца, догнал монаха и коротко сообщил:
— Сворачиваем направо.
Брат Йохан, с радостью согласился и, забыв о наставлениях чиновника, потянул в ту сторону поводья мула. Видимо, сделал он это слишком резко, потому что дальше произошло то, о чём предупреждал Эгон. Мул зафыркал и затряс головой. Его короткие ноги пришли в движение, начали выделывать немыслимые танцевальные па. Широкий круп мула заходил ходуном, и несчастного служителя Богов стало трясти и подбрасывать.
— Поводья бросьте!, — закричал чиновник, но его крик потонул в гомоне голосов со стороны проезжающего мимо каравана. Вероятно, те, кто уже имел возможность наблюдать за братом Йоханом ранее, сообщили об этом встреченным в пути приятелям. И теперь на головной повозке собралась целая орава зрителей, жаждущих увидеть представление. Вцепившийся в поводья монах что было сил тянул их на себя. К неописуемому восторгу караванщиков, хрипящий мул уже начал вставать на дыбы, представляя собой весьма комичное зрелище.
Сержант заскрипел зубами от досады и сделал первое, что пришло ему в голову. Он выхватил меч, приставив снизу к поводьям, резким движением перерезал их. Получившее свободу животное издало противный режущий уши вопль. Мул опустил на землю передние ноги, не получая от наездника дальнейших указаний, просто остался на месте. А вот брату Йохану пришлось испытать на себе все прелести падения на землю. Эгон пытался его подстраховать, но преуспел мало. Сжимающий в руках остатки поводьев монах кубарем полетел в придорожную канаву. Падение смягчила густая трава, заросли которой заполняли канаву, кстати оказался не слишком большой рост мула. По счастью, брат Йохан не пострадал, и сам успел подняться на ноги ещё до того, как к нему бросился спешившийся Ладвиг.
Мрачно взглянув на мула, служитель Богов произнёс несколько непонятных, но весьма эмоционально окрашенных слов. С проезжавшей мимо повозки соскочил один из караванщиков. Едва не сгибаясь пополам от хохота, он схватил монаха за руку и всыпал ему в ладонь несколько самых мелких монет.
— Тут ребята скинулись, святой отец! Это вам на поправку здоровья! За такое зрелище можно и заплатить!
Брат Йохан отрицательно замотал головой, попытался что-то сказать, но возчик похлопал его по плечу, и в три прыжка догнав свою повозку, запрыгнул на неё.
— Повеселил чернорясник!, — одобрительно хохотнули другие караванщики. — Поехали с нами! Хоть расскажешь чего-нибудь интересного. Не обидим! И сыт всегда будешь, и выпивка у нас тоже найдётся!
— Вы в порядке, святой отец?, — Эгон отряхнул с рясы монаха стебельки травы: — Теперь вы убедились, что этот мул не любит, когда натягивают поводья. Хорошо, что господин сержант избавил вас от этой проблемы.
Ладвиг не собирался сворачивать с тракта здесь, но обстоятельства вынудили его принять такое решение. Брат Йохан сразу же согласился, что теперь придётся делать изрядный крюк по лесной дороге. Вдоволь хлебнувший насмешек и унижения монах тоже не горел желанием ехать дальше по многолюдному торговому пути. Более того, он наотрез отказался садиться на мула, пока караван не отъехал на приличное расстояние. Эгон снова подсадил брата Йохана в седло и ещё раз объяснил, каким образом лучше всего обращаться с мулом.
— Как же я буду его останавливать?, — грустно спросил монах. — Без поводьев…
— Приласкайте, похлопайте по шее. Он решит, что его хотят угостить и обязательно остановится. Вот вам для этого сухарики. Моя Габи их тоже очень любит. — чиновник поделился своим запасом лошадиного лакомства.
Узкая извилистая дорога не шла ни в какое сравнение с трактом. Фермеры из окрестных сёл перевозили по ней на телегах всё, что выращивали на полях. Сержант с чиновником пустили своих лошадей по колеям, а монах настоял, чтобы его мул шёл между ними. Было тесновато, но брат Йохан даже приободрился, сказав: