Союз Верных — Энгельбрук (СИ)

— Ничего особенного, — пожал плечами Ладвиг. — Разве что… кажется я понял. Вот куда направлялся тот обоз с рыбой.

— В благотворительную столовую?, — поразился монах после того, как услышал рассказ сержанта. — Это гнильё? Разве можно кормить людей такой гадостью?

— Вода в канале вымоет из рыбы и тухлятину, и лишнюю соль. Из того что осталось монахи-танкредианцы приготовят еду, накормят нищих и бездомных, которые будут рады и этому.

— И дети в приюте тоже должны будут питаться… — чернорясник скривился и не нашёл слов, чтобы описать своё отношение к кухне благотворительной столовой. — Подумать только, я же хотел прийти туда на вечернюю трапезу, чтобы не стеснять живущих в обители братьев.

— Скорее всего вы не почувствовали бы в пище никакого дурного привкуса. Я на своём опыте знаю, что здешние повара очень изобретательны в применении различных приправ и специй.

Монах тяжело вздохнул и с горечью произнёс:

— Я начинаю догадываться, на чём основывается такое отношение энгельбрукских мирян к священнослужителям. Ваш помощник не единственный, кто нас недолюбливает. Я и подумать не мог, насколько служители Богов в Остгренце отличаются от здешних. Об этом необходимо доложить его высокопреосвященству. Нельзя допускать, чтобы в глазах простых людей мы представали бессердечными стяжателями. Или вы не разделяете моего мнения, брат Ладвиг?

— Рыба, конечно, совсем дрянь, — согласился сержант. — Но даже она стоит денег. А благотворительная столовая любого накормит бесплатно. У бродяг желудок лужёный — съедят и не поморщатся. Я сам, когда только попал в Энгельбрук, питался тем, что готовили монастырские повара. И ничего — живой. Один раз, правда, живот скрутило, но это, вероятно из-за дешёвого, да к тому же скисшего пива.

— Обоз с протухшей рыбой — мелочь по сравнению с теми доходами, которые танкредианцы получают от пивоварения. Если святые отцы так проникнуты заботой о людях, то могли бы и раскошелиться.

— А в Остгренце всё по-другому? Чем же кормят бедноту у вас?

— У нас… — монах вдруг запнулся. — Вы, наверное, не поверите мне, брат Ладвиг. У нас нет ни благотворительных столовых, ни бедноты.

— То есть, они у вас с голоду умирают?, — это было единственное, что пришло в голову сержанту, который так и не смог представить себе город без оборванцев и нищих. — Жестоко, пожалуй, но хлопот действительно меньше.

— Да что вы!, — искренне ужаснулся чернорясник. Его глаза округлились, а на щеках даже проступил румянец.

— Я, помнится, что-то слышал о том, как странствующие попрошайки избегают заходить в ваш город. Вроде бы там милостыню совсем не подают.

— Не подают. — подтвердил брат Йохан. — Потому что способный трудиться человек должен кормить себя сам, а не унижаться, выпрашивая подаяние. Такое поведение противно самой человеческой природе и оскорбляет всякого, занимающегося нищенством. Попавшему в сложное положение человеку необходимо дать возможность заработать, а не помогать ему взращивать свою лень. Люди, бросающие нищим милостыню, убивают в них всякое желание трудиться. А в Остгренце всегда помогут любому человеку найти заработок и крышу над головой вместо того, чтобы кидать ему подачку, словно собаке.

— Идея хорошая, — одобрил Ладвиг. — Но осуществить её непросто. В Энгельбруке нищих тоже пытаются заставлять работать. Стража отлавливает их по всему городу и передаёт в подчинение к ночному мастеру. А он создаёт из них команды золотарей для чистки сточных канав. Работать эти бродяги совсем не хотят и очень часто сбегают. А ведь их там неплохо кормят — два раза в сутки, в отличие от благотворительной столовой, которая предлагает только скромный ужин.

— А кто такой ночной мастер?

Теперь настала очередь сержанта округлять глаза. Стоявший перед ним человек, оказывается, не имел никакого понятия о вещах, в которых разбирался любой ребёнок.

— Палач. Или вы снова станете мне доказывать, что в Остгренце никого не казнят и не пытают по приговору суда?

— Пытают?, — лицо монаха исказила гримаса боли, как будто он почувствовал на себе весь вложенный в это слово смысл. — Зачем?

"Да он слабоумный, не иначе. Вроде бы складно всё излагает, а временами ведёт себя, будто дурачок деревенский".

— Пойдёмте, брат Йохан, — сочувственно произнёс Ладвиг. — Вы хотели зайти в приют и увидеть девочку.

— Да… действительно. — чернорясник огляделся по сторонам: — Если я правильно понял привратника, то нам туда.

* * *

Пара узких проулков и три лестницы вывели их на средний ярус грандиозной постройки. Отсюда открывался потрясающий вид на городские кварталы и расположенный неподалёку дворец. Это зрелище тронуло даже монаха, остановившегося посмотреть на стены и башни Ангельского Моста, украшенные развевающимися на ветру стягами. На самом высоком шпиле колыхалось знамя герцога Кэссиана, чуть ниже — флаги крупных землевладельцев — графов и баронов. А ещё ниже штандарты их вассалов — рыцарей и различного мелкого дворянства.

— Красиво, правда?, — спросил Ладвиг, восхищённо взирая на струящиеся под дуновением ветра знамёна.