Союз нерушимый…

Генералы никогда не снисходили до допросов, обычно этим занимались особисты, так что намёк был очень грубым. Возможно, генерал был мастером проведения фронтовых операций и мог блестяще организовать танковый удар, но в шпионском искусстве ему было со мной не тягаться. Тут он был равен ребёнку, и хитрости его, шитые белыми нитками, меня не страшили. По крайней мере, сейчас, когда я очутился на своём поле и не мог больше натворить глупостей, из-за которых и стал объектом пристального внимания особого отдела.

– Интересный способ попасть сюда, – говорил Захаров, сверля меня взглядом чёрных глаз. Да, он был определённо вылитый Дудаев, не хватало только пилотки. – Когда я прочитал в доносе, что какой-то младший лейтенант кормит солдат кооперативной ветчиной и выспрашивает сержантов, куда они везут пополнение, то сразу понял, кто вы и откуда. Что слышно в Москве? Почему прервался кон- такт?

Я помолчал, обдумывая его слова. Затем покачал головой.

– Плохо, товарищ генерал. Очень плохо. Завод имени Лебедева под колпаком, – я не стал озвучивать догадку касательно вербовки Платоновой и её начальника.

– Так и знал, – кивнул Захаров. – Эти сообщения о взрывах, причём накануне… Сами понимаете.

У меня в голове зазвенел колокольчик – проверка.

– Да, накануне Большого концерта это было бы просто невероятным совпадением. Видите ли, товарищ генерал… У группы людей, – я выделил это последнее словосочетание, – возникают нехорошие опасения, что их сливают.

Я старался говорить как можно осторожнее и подбирал слова так, как, наверное, сапёры выбирают цвет провода, который необходимо перерезать. Неверная формулировка может привести меня обратно в камеру и похоронит все усилия, затраченные на расследование. Ладони зудели, а нервы натянулись, словно их кто-то хотел из меня вытащить.

Цех грохотал под нами, и я почему-то подумал, что если генерал пожелает сейчас от меня избавиться, то может сделать это легко и непринуждённо. Пуля из табельного пистолета, тело летит вниз в огромные стальные жернова и исчезает, растёртое в порошок. При мысли об этом стало дурно.

– К этому всё и шло, – Захаров стукнул открытой ладонью по поручню.

– Спокойствие, товарищ генерал, только спокойствие, – я поперхнулся, поняв, что неумело спародировал Карлсона. – Всё будет в порядке.

– Что будет в порядке, товарищ майор?! – рявкнул Захаров. – Уж простите моё недоверие! Если главный решит нас всех слить, то мне останется только пойти в кабинет и пустить пулю в голову от позора! Или сесть в танк и возглавить наступление на Руан – это одно и то же. Мы сами себя поставили в такое положение, что…

Земля сотряслась, с высокого потолка посыпалась бетонная крошка, но генерал, похоже, этого даже не заметил. Зато заметил моё замешательство.

– Впервые на фронте, да? – он ободряюще хлопнул меня по плечу. – Не волнуйтесь, это обычный ядерный фугас. Слабенький, ничего он нам на такой глубине не сделает. Мы периодически с англичанами обмениваемся любезностями, знаете ли… Впрочем, продолжим. Главный – дьявольски хитрая сволочь. Я думал над этим и понял, что мы все с песнями, плясками и лозунгами зашли в камеру и заперли дверь! Ведь ему ничего не предъявить! – он всплеснул руками. – А вот нам – выше крыши. И весь компромат у него. Так что если он захочет нас слить, будет достаточно переслать информацию куда надо – и всё, каюк.

– «Где надо» сейчас свои проблемы, – осторожно возразил я. – Это может дать нам шанс. Как продвигается ваша часть плана?

Захаров, погружённый в собственные мысли, проглотил наживку.

– В том-то и дело, что отлично. Я организовал небольшое отступление. Такие периодически бывают: фронт сдвигается на пять-семь километров то туда, то сюда, так что это не в ущерб общему делу. Бритты почти всех роботов положили, а я ввёл в бой с флангов резервы, состоящие из отборных загорских ребят, и всё быстро вернулось на круги своя. Надо сказать, несмотря ни на что, роботы держались неплохо и дорого продали свои жизни.

– И что вы собираетесь делать теперь? – поинтересовался я.

– А что теперь? – я почувствовал, как генерал насторожился. – Мавр сделал своё дело. Чёрт, и зачем только во всё это ввязался?

– Ай, да бросьте вы! – раздражённо отмахнулся я. – Не стройте оскорблённую невинность, вам наверняка предложили что-то достаточно весомое в обмен на участие. Я знаю, потому что всем сделали более чем щедрые предложения… – я усмехнулся. – Нам всем теперь надо думать, как в лубянковском подвале не оказаться. А в моём понимании и в понимании группы товарищей, которую я представляю, это возможно лишь при условии, что те, кто под ударом, будут действовать сообща. Если главный решил, что сумеет в дальнейшем обойтись без нас, почему мы считаем, что он нам нужен? На этой стадии, когда всё идёт к… к Концерту, мы вполне в состоянии перехватить вожжи.

Захаров задумался на пару долгих мгновений, за которые моё сердце успело сделать с десяток ударов.