Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)

Вот угасает день в оранжерее,
На противне котлеты угасают…
Вот угасает мой видеофончик,
Доставшийся в наследство от угасших
Веков – свидетелей истории угасшей…
Вот угасают юные созданья,
И угасают зрелые матроны,
И гаснет Институт омоложенья,
И угасает гаснущий газон…
Вот угасает солнце, в мириадах
Угасших лет Галактика тускнеет…
Начало фразы к угасанью фразы
Неумолимо гаснущих влечет.

Далее автор переходит к прозаической речи, которая никак не отражается на степени осмысленности «комедии», и досыпает персонажей: дядя Витя, Емеля, I Дама, II Дама… Всего в наборе пять Дам. Дополняет карточный набор Любовный треугольник – «изнуренный субъект в трико». Природу драматургического замысла и особенностей его воплощения раскрывает монолог Разраилова:

РАЗРАИЛОВ (подбегает к окну, высовывается, скандально кричат). Опять мешаете? Я буду жаловаться! Чтоб вы шею свернули на вашей войне! (Отходит от окна, фальшиво возмущенный, якобы взвинченный.) Безобразие какое! Вечно этот Орел мешает Эксперименту! (Включает граммофон, тот поет «Черную розу, эмблему печали».) Что же мне делать? Чем заняться? Не онанизмом же, право?

Для благодарного потомства Аксенов обозначил время и место написания пьесы: «Июль-август 1967. Обсерватория – Коктебель». Но и десятилетняя выдержка не сделала текст изысканней. Интересно, что уже в наши дни «Четыре темперамента» издали в сборнике драматургии Аксенова «Аврора Горелика». В аннотации пьесу представили как «философские размышления Аксенова о жизни после смерти». Что ж, вещь посильнее «Фауста» Гете. Политического подтекста на первый взгляд «размышления» не содержали. На второе прочтение пьеса претендовать просто не могла. Единственное, что она подрывала – веру в драматургический талант ее автора. Видимо, Аксенов намеренно отдал в альманах ненужную и неинтересную никому пьесу, придерживая «ударные вещи» для сольного выхода к западному читателю.

Но и литературный «запас» не гарантировал социального благополучия. На слуху «казус Кузнецова». Летом 1969 года Анатолий Кузнецов «выбрал свободу», находясь в творческой командировке в Лондоне. Пикантность ситуации заключалась в цели заграничного путешествия. Кузнецов как бы работал над романом о Втором съезде РСДРП, который проходил как раз в столице Великобритании. К тому же шла подготовка к празднованию юбилея Ленина. Визит одобрили. Кузнецова сопровождал будущий главный редактор издательства «Художественная литература» Георгий Анджапаридзе, который знал английский язык и одновременно приглядывал за писателем. Увы, коварный Кузнецов заманил сопровождающего на стриптиз и сбежал. Самым ценным грузом писателя являлись микрофильмы, по-шпионски вшитые в ткань его пиджака. Содержание микрофильмов – книги Кузнецова, не изданные в СССР, или полные, бесцензурные версии опубликованных. Но продолжить легенду на Западе у Кузнецова не получилось. Он элементарно не был интересен забугорному читателю. Единственное его достижение – публикация полного варианта «Бабьего яра». Книга вышла на нескольких языках, вызвала, как утверждают, восторженные отзывы.

Но новых книг – восстановленных или написанных независимым теперь от партийного диктата автором, почему-то не было. Так, сгинул практически без следа роман «Тейч Файв», написанный «в традициях Кафки и Орвелла». Отрывок из него, напечатанный в журнале «Новый колокол», дает исчерпывающее представление о содержании утраченного шедевра: