Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)

Борису позвонил Вася Аксенов и сказал, что вот у нас возникла такая замечательная идея собрать сборник, мы будем его толкать, пробивать, давайте ваших ленинградцев. Аксенов был в Союзе, но думал ли он уже об отъезде, я не знаю. Борис организовал ленинградскую группу.

«Группа», мягко говоря, не отличалась солидностью. В нее, помимо самого «организатора», входил только молодой прозаик Петр Кожевников, который до этого нигде не печатался. В общем-то, это свидетельствует о падении авторитета Вахтина, который не сумел «подтянуть» перспективные кадры. В альманахе Вахтин представлен повестью «Дубленка», которая уже упоминалась. Повесть – переписанный Гоголь с солидными добавлениями из Булгакова. Филармон Иванович Онушкин – мелкий чиновник («инструктор») из литературно-театрального ведомства, переживает личный кризис. От него ушла жена, зато время от времени захаживает поэтесса Лиза, которая пытается пробить свое творчество с помощью легкого флирта. Герой и Лиза отправляются в театр. И там, в храме искусства, Филармон Иванович испытывает катарсис:

Зажегся свет, поэтесса Лиза повернула к нему лицо, точь-в-точь то самое лицо из сна, белое лицо с серыми глазами, и Филармон Иванович тихо и доверчиво сказал в это большеглазое и мягкое лицо:

– Я хочу дубленку.

Лицо смотрело на него внимательно целую, по крайней мере, вечность, и наконец поэтесса Лиза сказала:

– Хорошо.

Далее начинается погоня за вожделенным тулупчиком с участием инфернальных персонажей и даже говорящего кота Персика (о Булгакове помним). Честная сюжетная вторичность и стилистическая, несмотря на все украшения и серпантин, бледность не дают возможности высоко оценить литературные достоинства повести. В политическом же отношении «Дубленка» не добирает до срывающих покровы с «набухших сосков» рассказов Ерофеева.

Устроители «Метрополя» добились желаемого результата – кампания по разоблачению авторов подрывного альманаха состоялась. Но тут присутствовал тонкий момент. Она ограничилась писательским сообществом. Конечно, говоря о «судилище», участники «пережимают» с драматизмом. Вот как описывает Ерофеев заседание секретариата Московской организации Союза писателей:

Все было заранее срежиссировано. Вставали один деятель за другим и кричали, возмущались, пугали. Кто-то даже всплакнул от ненависти. Грибачев сказал мне в коридоре с блатной доверительностью: «Что бы вы там ни говорили, все равно вам, ребята, хана». Нас было пятеро – составителей. Все было так мерзко, так подло, что нам ничего не оставалось, как вести себя «героически». Искандер сказал о том, что в своей стране мы живем как будто под оккупацией. На Попова особенно разозлились за то, что он записывал их же выступления. Аксенов назвал Союз писателей «детским садом усиленного режима».

Приведенное описание как-то не тянет на сцену расправы над неугодными. Можно согласиться с Аксеновым, есть в ней нечто от детского сада. Подобный «героизм» объясняется просто – все понимали как правила игры, так и то, для чего они сами участвуют в мероприятии. Правда, кое-кто из авторов «Метрополя», благодаря живому, творческому воображению, воспринял виртуальные угрозы серьезно и даже попытался сбежать. В прямом смысле этого слова. 31 мая 1979 года полярная лыжная экспедиция газеты «Комсомольская правда» достигла Северного полюса. Из интервью руководителя той самой экспедиции Дмитрия Шпаро агентству ТАСС в 2019 году: