Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)

Ситуация Довлатова была совсем иной. Ряд событий продолжал подталкивать его к отъезду. К ним следует отнести, прежде всего, факт появления его произведений за границей. И здесь имелись утяжеляющие будущую ответственность моменты. Во-первых, он не использовал псевдонимы, а отправил тексты под своей фамилией. Использование псевдонима считалось смягчающим вину обстоятельством. Во-вторых, место публикации его прозы. В февральском № 14 журнала «Время и мы» опубликованы два его рассказа из «зоновского цикла»: «Голос» и «На что жалуетесь, сержант?». Затем в № 24 появляется первая часть «Невидимой книги». Ее завершение мы находим в № 25 журнала следующего, 1978 года. В одиннадцатом номере журнала «Континент» за 1977-й опубликован армейский рассказ «По прямой», позже включенный в состав «Зоны». Кроме того, в том же 1977 году в «Ардисе» отдельным изданием выходит «Невидимая книга». О своем знакомстве с Проффером Довлатов вспоминал позже, уже в Америке. В начале 1980 года после долгих откладываний готовится к выходу первый номер «Нового американца». Довлатов загодя, «на потом», пишет маленькое эссе о своем знакомстве с главой «Ардиса», которое хочет включить в блок материалов, посвященный издательству. Его он и посылает Ефимову, который в то время сидел в подвалах «Ардиса». Называется оно «Воспоминание с легким акцентом».

Итак, Довлатов идет на встречу со своим возможным издателем. Он волнуется, проигрывает в сознании разные варианты знакомства, самый лестный из которых – признание внешнего его сходства с Хемингуэем с последующими приятными литературными параллелями. Реальность оказалась несколько иной:

Встреча состоялась. Он ждал меня. И я вошел…

На диване сидел вялый мужчина в «приличном» костюме.

Он дремал.

– Здравствуйте, – сказал я.

Мужчина с заметным усилием приподнял веки. Затем опустил их.

– Вы издаете мою книгу? – спросил я.

Проффер кивнул. Точнее, слегка качнулся в мою сторону.

И снова замер, обессилев полностью.

– Когда она выйдет? – спросил я.

– Не знаю, – сказал он.

– От чего это зависит?

Ответ прозвучал туманно, но компетентно:

– В России так много неопубликованных книг…

Наступила тягостная пауза.

Внезапно Проффер чуть напрягся и спросил:

– Вы Ерофеев?

– К сожалению, нет, – ответил я.

– А кто? – слегка удивился Проффер.

Издатель объясняет вялость и дремоту воздействием специфического отечественного алкоголя под названием «Семь, семь, семь». Довлатов уходит от издателя в растерянности: его единственный издатель – «вялый тюфяк». Проходит время, и автор эссе узнает, кто такой Карл Проффер:

Блестящий профессор русского языка и литературы. Автор двух книг и бесчисленных научных статей.

Издатель-энтузиаст, спасший от гибели сотни произведений многострадальной русской литературы.

Процветающий книготорговец, наделенный вкусом, отлично знающий рынок и способный им управлять.

Ну и не самая последняя деталь биографии:

Муж красавицы Эллендеи и отец троих детишек. (А казался таким вялым.)

Юмористическое эссе, на мой взгляд, куда ближе к реальности по сравнению с мемуарами Ефимова. Для Проффера неизвестные советские гении не слишком различимы. Есть несколько знаковых текстов, среди которых и «Москва – Петушки», которые следует издать вне очереди, а все остальные составляют фон. Хор тоже нужен. Для сопровождения вокальной партии. В этом отношении слова Ефимова об отношении Проффера к нему как к процветающему писателю, шагающему от успеха к успеху, следует признать некоторым авторским преувеличением. Доказательство простое – наделенный вкусом и знающий рынок Проффер не спешит публиковать сочинения Игоря Ефимова. Если судить по неоконченным мемуарам Проффера, то его больше интересовало литературное прошлое, чем настоящее. С видимым удовольствием вместе с женой он посещает вдов великих, ставших великими вдовами: Надежду Мандельштам, Лилю Брик, Елену Булгакову. С ними у владельца «Ардиса» сложились доверительные отношения. Об их глубине свидетельствует следующий выразительный эпизод. Профферы общаются с вдовой Мандельштама: