Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)

Шалуны… В условном Ивановском книжном издательстве такое бы не прошло. Для прибалтийских авторов – хулиганство, за которое можно посмеиваясь сделать мягкий выговор, внушение. Но все «свободы» и приятное комфортное существование – вспомним «конфеты» Бээкманов – строились на непроговоренном, но жестко соблюдаемом договоре, основной пункт которого – как раз та самая игрушечность, отделенность от мира взрослых. Нужно чистить зубы и вовремя ложиться спать. А то будете похожими на Сережу. Говоря об «игрушечности» эстонской литературы, я использую это понятие не только как метафору. Именно в те годы появились на свет известные герои эстонской прозы: Муфта, Пол ботинка и Моховая Борода. Первая часть сказочного цикла Эно Рауда вышла в 1972 году в знакомом нам издательстве «Ээсти раамат». А как раз в 1975 году, когда рассыпали книгу Довлатова с последующим выталкиванием неугодного автора из республики, вышла вторая часть сказки о похождениях маленьких забавных существ – накситраллей. Можно предположить, что продолжение серии Рауда – куда большее событие для эстонской литературы по сравнению со злоключениями непонятного ленинградского журналиста.

В те дни в Таллин с делегацией «Авроры» приехала Елена Клепикова. Командировка имела целью расширить редакционный портфель, найти новых авторов для журнала. Миссия оказалась выполнимой благодаря общему качеству эстонских авторов:

В отличие от питерских авторов, которых цензура все больше браковала, эстонские авторы писали патриотично, лирично и серо. То, что надо.

После необременительных мероприятий мемуарист в компании с Кушнером отправились на прогулку. Поэт предложил Клепиковой показать «что-то очень любопытное». Недолгое путешествие заканчивается на окраине Таллина. Дом, встретившая их незнакомая молодая женщина – Тамара Зибунова:

Он сидел на полу, широко расставив ноги, как Гулливер с известной картинки, а перед ним – как-то очень ладно составленные в ряд шеренги бутылок. На глаз – около ста. Может быть, больше ста – винных, водочных и, кажется, даже коньячных. Неизвестно, сколько времени он пил – может быть, две недели. Это было страшное зрелище. Я и сейчас вспоминаю его с дрожью. Во-первых, невозможно столько выпить – фактически, весь винно-водочный погребок средней руки – и остаться живым. А во-вторых, передо мной сидел не алкоголик, конечно. Передо мной – в нелепой позе поверженного Гулливера – сидел человек, потерпевший полное крушение своей жизни.

Глава десятая

Довлатов встал и уехал из Таллина восьмого марта 1975 года. Через несколько дней он пишет письмо Елене Скульской:

Здравствуйте, Лиля!

Пятый день я в Ленинграде. Занимаюсь ремонтом. Местные «пикейные жилеты» вникли в ситуацию и утверждают, что за книжку обидно, прочее – ерунда. Работой пока не интересовался. У Джойса один рассказ начинается так: «Он вернулся назад той же дорогой, которой ушел…» С другой стороны, Томас Вулф назвал один из своих романов «Домой возврата нет». Короче – неопределенность.

На то они и «пикейные жилеты», чтобы весомо и с апломбом утверждать истины, не нуждающиеся в этом. Здесь можно согласиться с Еленой Клепиковой – удар оказался страшным. Дополнительное переживание – предательство со стороны коллег по «Советской Эстонии», многие из которых считались друзьями опального автора. Об этом с горечью пишет Довлатов в следующем письме Скульской:

Трусливого, угодливого, мерзкого спектакля, который усердно разыграла наша холуйская редколлегия, я никогда не забуду и не прощу. Нужно время.