Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)

Затем начались разговоры о съезде. Большинство подпольщиков держалось ленинской линии, один лишь Караман Джаши сетовал по поводу раскола, говорил об авторитете Плеханова и Мартова, об аргументации меньшевиков. Товарищи темпераментно ему возражали, русская речь перебивалась грузинской, перед носом Джаши мелькали сложенные в характерную щепоть пальцы.

Красин глядел на бледные от подземной жизни лица друзей и думал о них с теплотой и гордостью. Какая духовная сила у этих людей, добровольно вычеркнувших себя из нормальной жизни, какая преданность идее!

Хорошо ведь? Могу еще!

Ленин обнял Красина за плечи.

– Я очень рад, что у нас сейчас с вами полное единство мнений. А помните, как мы ссорились из-за ваших примиренческих вывихов?

– Это прошлое, – улыбнулся Красин. – Я понял, что меньшевики – закоренелые оппортунисты, но объединяться-то все-таки надо, надо… Жизнь диктует, ничего не поделаешь.

– Объединить две части – согласны! Спутать две части – никогда, – воскликнул Ленин.

Кому принадлежат эти казенные строки с деревянной интонацией? Не буду томить. Василий Павлович Аксенов. Роман «Любовь к электричеству. Повесть о Леониде Красине». Первая публикация – журнал «Юность» 1971 год, № 5. В том же году отдельное издание в серии «Пламенные революционеры» двухсоттысячным тиражом. Аксенов также обладал интересной внешностью. Сколько килограммов открыток должен был получить он?

В книге «Аксенов», написанной Евгением Поповым и Александром Кабаковым, есть эпизод, в котором авторы обсуждают «Любовь к электричеству». Вот слова Кабакова, отражающие «понимающий» подход:

Нет, давай разберемся. В литературном смысле и эта книжка сделана безукоризненно. Хорошо продумана по композиции. Легкая, но не легковесная. С использованием сюрреалистических приемов – вроде явления читателю этого самого спящего городового или фантасмагорической вставки странной совы. Вася физически, просто физиологически терпеть не мог тоскливый реализм.

Ну и неизбежное за авторством того же Кабакова:

Думаю, что во всех подобных случаях вообще и в случае Аксенова в частности и другие объясняющие мотивы имеются. Например, желание хоть чуть-чуть расширить рамки. Ну, не опозориться, оскоромиться большевистской скоромностью лишь по минимуму.

Думаю, что Аксенов также мог бы думать о своих друзьях с «теплотой и гордостью».

Возвращаемся к литературным делам Довлатова. Книга уверенно шла к печати, проходила редактуры. Параллельно этому возрастала неуверенность самого Довлатова. Она имела разные источники. Перестав быть мелким неудачливым ленинградским литератором, Довлатов не сумел почувствовать себя своим в Таллине. Достаточно быстро стерлось ощущение анонимности, того самого равнодушия, о котором я уже говорил. Он пишет отцу в 1973 году:

Таллин очень претендует на сходство с Западом, и это ему понемногу дается в игрушечном, бутафорском и немного фальшивом смысле.

Постепенно формируется понимание, что и анонимность существования носит условный, фальшивый характер. Из письма отцу за 1974 год: «Здесь гнетущая теснота, и ты всегда на виду».

Жизнь на виду парадоксально сочеталась с литературным одиночеством. Учитывая литературоцентричность Довлатова, угнетающее обстоятельство. Из беседы Елены Скульской с Александром Генисом на «Радио Свобода» в сентябре 2019 года: