Содом и умора

Марк любовался «номером десятым», который только что встал в строй горделивых самцов. Если бы я встретил его в подворотне, то тут же помчался бы в противоположном направлении, всерьез опасаясь за свою жизнь и кошелек.

— «Номер 11»! — пригласил ведущий следующего конкурсанта, — «Винни-пух»!

Народ оживился, выискивая обладателя столь редкого имени.

— Киря! Тебе на выход, — медовым голосом сказал Марк, — «Винни-пух» — это ты!

Так вот в чем заключался марусин сюрприз!

— Кто? Я?! Ты-ты-ты… — начал заикаться Кирыч. — Пошел ты!..

Ненормативная лексика у Кирыча свидетельствует о крайней степени раздражения. Даже многоопытная сестра Клара редко могла довести его до такого состояния, а уж по сварливости ей равных нет.

— Кирыч? В этом дурацком представлении? Ты болен?! — возмутился я.

Изгнание комплекса неполноценности посредством шоковой терапии — это уже слишком. Не думаю, что самооценка Кирыча вдруг вырастет, если он станет всеобщим посмешищем.

На лице Кирыча ясно читалось: «Не подходи, убью!». Все еще уверенный, что выход на публику Кирыча обязательно осчастливит, Марк рванул к ведущему, чтобы указать на стеснительного участника. Тот, оглядев собачатину на впалой марусиной груди, вдруг хрюкнул, а затем, все еще захлебываясь от смеха, повторил:

— «Винни-пух»!

Публика с удовольствием разделила его веселость. Марк, все еще надеясь привлечь внимание к подлинному Винни-пуху, махал в нашу сторону. Марионеточная жестикуляция вызывала лишь новые приступы гомерического хохота.

— Итак, кто же станет «Медведем года»! — прокричал ведущий. — Голосование начинается!

Кандидаты, поигрывая мускулами и хищно улыбаясь, прошлись по кругу. Марк, рискуя погибнуть под их коваными башмаками, бесцеремонно покинул строй и ввинтился в толпу.

То, чем занялись Марк и Кирыч затем, слегка напоминало «капуэру», которую я как-то видел на приеме в бразильском посольстве. Официант, обносивший жадных журналистов вином, на ломаном английском рассказал мне тогда, что бразильские эксплуататоры не позволяли своим рабам драться и те изливали классовую ненависть не в мордобое, а в танце, похожем на драку — в грациозных скачках и взмахах руками и ногами.

Признаюсь, с гибкими исполнителями «капуэры» Марка и Кирыча роднило лишь то, что они, грозясь и потрясая конечностями, не намяли друг другу бока. Недостаток грациозности Кирыч и Марк восполняли повышенной говорливостью. Из их речей следовало, что ни одному, ни другому место в раю не светит. В грехи записывалась душевная черствость, беспримерная леность, равнодушие, нелюдимость, грязные носки под кроватью, манная каша, сожженная полгода назад, бузина и киевский дядька. Я уже потерял было всякую надежду на окончание бразильского полутанца-полудраки, как мне на помощь пришел ведущий вечера.

В толпе опять образовалось пустое пространство и он начал вновь вызывать претендентов на «Медведя года».

— …Номер первый! Номер второй! Третий номер!

Марк и Кирыч, тяжело дыша, прислонились к стенке.

— …«Номер 11»!

Крепыш оглядел толпу и пояснил:

— Винни-пух!

Народ загоготал.

Тренированые молодые люди, привлекшие мое внимание в начале вечеринки, выжидательно уставились на нас. Когда ведущий призвал «Винни-пуха» в четвертый раз, один из молодчиков вдруг подошел к Марку, без слов взвалил его на плечо и понес на зов, как какую-нибудь шемаханскую царицу.

— Пусти! — Марк вяло шлепал своего похитителя по спине.

Все-таки перепалка вымотала и его.

Юноша стряхнул «Винни-пуха» с плеча и, ласково потрепав его по бледной щеке, вернулся на свое место. Кирыч с благодарностью посмотрел на «грузчика». Тот ответно улыбнулся, а у меня по спине побежали мурашки — мне с таким конкурентом не совладать.

— Медвежья корона достается номеру… — ведущий сделал эффектную паузу. — Номеру десять!

«О вкусах не спорят», — подумал я философски, глядя на типа с бандитской рожей. Например, кому-то мог прийтись по душе и Марк, в толпе мясистых мужиков выглядевший, как ворона в стае индюков. Или точнее, как мокрая курица — вид у него был жалкий. Он переминался с ноги на ногу и внимательно разглядывал свои ботинки. Волосики на его маечке взмокли и закрутились колечками — если красоты у нашего пса недоставало, то кучерявости было больше чем достаточно.

— Приз зрительских симпатий присуждается… — ведущий приступил к объявлению последнего победителя, — «Винни-пуху»!

— Сейчас ему подарят кулек конфет «Мишка косолапый», — вслух загадал я.

Под дружные аплодисменты растерянному Марку всучили бутылку шампанского.

— Оторвали мишке лапу, уронили мишку на пол, — сказал Кирыч, встречая Марка, распаренного дружескими объятиями своих конкурентов.

— «Винни-винни», — пискнул я на манер мультяшного Пятачка.

Марк был не расположен шутить. Он одарил нас негодующим взором, фыркнул, и, круто развернувших на каблуках, решительно зашагал к выходу. «К чертовой бабушке „День защиты детей“, — пообещал я себе, устремляясь за Марком. — В нашей семейной летописи 1 июня отныне будет называться „Днем Винни-пуха“».

* * *