Сочинения в 3-х тт. Том 3

Нет, нет, подождите! Господь свидетель, я поступил дурно, но не думайте о моем поступке хуже, чем он есть на самом деле. Мои деньги пригодятся этой маленькой, нищей стране. Потом, когда ее возглавит американец, будет легче — должно быть легче — получить кредит в Америке или в Англии. Учтите и политический аспект. Муравию окружают четыре страны, и каждая из них довольно сильна, чтобы, если захочет, аннексировать ее. До сих пор Муравия сохраняла независимость только благодаря соперничеству между соседями, а также потому, что не имеет морских портов.

Однако, если страну возглавит американец, да еще если удастся получить займы в Америке и в Англии, ситуация станет совсем иной. Муравия окрепнет, по крайней мере она будет иметь хоть какое-то право на помощь со стороны мощных держав. Этого достаточно, чтобы соседи стали осмотрительнее.

Вскоре после первой мировой войны Албания тоже думала о такой возможности и предложила свою корону одному из американцев. Но тот отказался. В то время это был пожилой человек, который уже сделал карьеру. Я решил воспользоваться своим шансом. Среди Грантхемов… — В его голосе снова появились нотки смущения, — среди Грантхемов уже были короли. Мы ведем свою родословную от Якова Четвертого Шотландского. Поэтому я и подумал: хорошо бы, если наш род снова увенчала бы корона.

Мы не хотели жестокой революции. Эйнарссон держит под контролем армию. Нам оставалось только использовать ее, чтобы заставить депутатов, которые еще не присоединились к нам, изменить форму правления и избрать меня королем. Меня было бы легче избрать, чем человека, в жилах которого нет королевской крови. В этом мое преимущество, несмотря… несмотря на мою молодость. А люди… люди в самом деле хотят короля, особенно крестьяне. Они считают, что не имеют права называться нацией, пока у них нет властелина. Президент для них ничто — обыкновенный человек, как и все они. Поэтому, понимаете, я… Ну же, смейтесь! Вы услышали достаточно, чтобы понять, насколько это глупо! — Голос его сорвался на высокой ноте. — Смейтесь! Почему же вы не смеетесь?

— Над чем? — спросил я. — Видит Бог, это безумие. Но не глупость. Вы ошиблись, но не утратили самообладания. Вы говорите так, словно это дело похоронено навсегда. Оно провалилось?

— Нет, не провалилось, — медленно проговорил Грантхем и насупился. — Хотя я уже начинаю думать, что это именно так. Смерть Махмуда не должна была повлиять на ситуацию, но теперь у меня такое ощущение, словно все кончилось.

— Много денег уже потрачено?

— Дело не в этом. Но… хорошо, допустим, американские газеты узнают об этой истории, а они-таки узнают. Вы же знаете, как они могут ее преподнести. Потом об этом услышат мать, дядя, адвокатская контора. Не хочу прикидываться: мне будет стыдно глядеть им в глаза. А еще… — он покраснел еще сильнее, — а еще Валеска… мисс Радняк… Ее отец должен был стать во главе революции. Он и был во главе… пока его не убили. Она… я никогда не буду по-настоящему достоин ее, — промолвил Лайонел с идиотским благоговением. — Однако надеюсь, что если буду продолжать дело ее отца и смогу предложить ей еще что-то, кроме денег… если бы я что-то сделал… завоевал место для себя… то, может, тогда она… Ну, вы же понимаете…

— Да, — пробурчал я.

— Что же мне делать? — серьезно спросил Грантхем. — Убежать я не могу. Я должен ради нее довести это дело до конца и не потерять уважения к себе. Но у меня такое предчувствие, будто всему конец. Вы предложили мне помощь. Помогите мне! Скажите, что я должен делать!

— Вы сделаете то, что я вам скажу… если я пообещаю помочь вам выбраться из этой истории и не запятнать своего имени? — спросил я так, словно каждый день вытягивал миллионеров и наследников шотландских королей из балканских смут.

— Да!

— Какое следующее мероприятие в революционной программе?

— Сегодня ночью состоится собрание. Я проведу вас.

— В котором часу?

— В полночь.

— Встретимся в половине двенадцатого. Что вы должны были мне сообщить?

— Мне поручили рассказать вам о заговоре и предложить все, что вы пожелаете, лишь бы только завлечь вас. Специальной договоренности о том, много или мало я должен вам рассказать, не было.

В тот же вечер, в девять тридцать, я вышел из такси перед домом, адрес которого был указан в записке от секретарши министра полиции. Небольшой двухэтажный дом стоял на плохо вымощенной улице на восточной окраине города. Дверь открыла среднего возраста женщина, в очень чистом, накрахмаленном, нс плохо сшитом одеянии. Я и рта не успел открыть, как за спиной у женщины появилась Ромен Франкл, в розовом шелковом платье, с оголенными плечами, и подала мне маленькую ручку:

— А я не надеялась, что вы придете.

— Почему? — спросил я и, пока служанка закрывала дверь и брала у меня пальто и шляпу, делал вид, будто удивлен. — Ни один мужчина не откажется от приглашения такой женщины!

Мы оказались в комнате, оклеенной темно-розовыми обоями, устланной коврами и меблированной с восточной роскошью. Единственной вещью, которая вносила диссонанс в интерьер, было огромное кожаное кресло.