Сочинения в 2 т. Том 2

Михайлу неудобно сразу согласиться, он тоже старый рыбак, и тут, как всегда, старики начинают спорить. Дедушка Арсений любит подшутить над Михайлом; на целые десять лет Михайло моложе его, а вот голова совсем лысая. Впрочем, Михайло привык уже к этим шуткам, нередко он даже сам напоминает:

— Как же это ты про лысину мою забыл сказать?

Некоторое время они пристально смотрят друг другу в глаза, и словно неожиданно улыбаются оба, и Арсений первый примирительно протягивает свой узорчатый кисет.

— Отведай, Корнеич… Хорош табачок!

— Благодарим, — отвечает Михайло, выколачивая трубку о киль баркаса и запуская руку, в кисет. — У тебя ведь самосад, Арсений Ильич? Из самого Сухуми семена вывез?..

Афанасу нравится этот вежливый разговор, и, выждав удобную минуту, он тоже вступает в беседу.

Так до первых звезд сидят они у тополя, и тихо течет разговор, пока с поселка не приходит пропахшая морем и рыбой молодежь.

Давно уже я знаю стариков, с юности они почти неразлучны. Лет около тридцати назад каждый из них «боцмановал» на торговых кораблях дальнего плавания, но даже названия дальних южных портов они почти позабыли, хотя дедушка Арсений и гордился тем, что два раза «обернулся» вокруг света.

— На родную косу потянуло, — говорит он иногда, вздыхая. — Дома-то оно всегда лучше. А вот Семена своего никак я не пойму, — добавил он в раздумьи. — И сколько по морям бродит человек, лет восемнадцать поди…

Теперь уже Михайло насмешливо улыбался, глядя ему в лицо.

— Жить бы тебе в пустыне, Арсений Ильич. Сидел бы твой сын дома, пироги бы ел… А тут, видишь, жизнь широка! Море всегда кличет…

— Да я ведь не жалею, — оправдывался Арсений. — К слову говорю… Его, конечно, воля. Мы — потомственные моряки, от Петра, от взятия Азова.

У невысокого дощатого причала они встречались каждый день, деловито проверяли улов, следили за разбором сетей, за выгрузкой и разделкой рыбы. Если время шло к вечеру, кто-нибудь из них первый напоминал:

— Ну, что ж… Пойдем к «вечному», что ли?

Приставив руку в виде козырька, Арсений смотрел на солнце и, немного подумав, обычно соглашался.

Это слово «вечный» я слышал несколько раз и однажды спросил о нем у Арсения. Он только тряхнул белой головой.

— Понимать надо!

Но рыбаки говорили мне, что старый, одинокий тополь, растущий на этой соленой земле, кто-то назвал «вечным».

В маленьком поселке, на косе, дальние гости бывали редко. В жаркую осеннюю путину приходили за рыбой мелкие суда из Мариуполя, реже — из Ростова. Доставляли они товары, письма и свежие газеты. На судах работали знакомые моряки, дальше побережья они почти не бывали.

Раза два или три за лето заходили аварийной службы катера, и дедушка Арсений беседовал с капитанами, но они ничего не слышали о Семене. Старик давно уже ожидал письма, — шло время, новые люди селились на косе, понятно, они даже не видели никогда Семена.

В этом году сентябрь выдался теплый, легкий, веселый месяц. Ветер-низовка еще не дул с Дона, не гнал бурых косматых валов, море и небо были неразличимы, и край берега казался краем земли.

В один из таких вечеров, когда мы стояли у причала, совсем неожиданно к нам в кубрик рыбачьей шхуны зашел незнакомый человек. Он ловко спустился по крутому, узкому трапу и, улыбнувшись, сказал:

— С приветом, товарищи!.. Где же ваш бригадир?

На нем был штурманский китель и фуражка, из-под которой блестели белые, серебристые виски.

— На берегу, возле тополя, верно, — сказал кто-то из рыбаков, приглашая его сесть. — По вечерам у нас там собирается народ.

— Хорошо, — ответил он по-прежнему с улыбкой, — значит, и я пройдусь.

Мы вышли с ним вместе, и уже на причале, протягивая руку, он сказал:

— Волков. Штурман с «Терека». Слышала о таком корабле?.. Вот, выбрал свободное время. Приехал проведать знакомые места. Как-то и я здесь рыбачил. С интервентами здесь воевал.

Мы шли по берегу, у самой воды, и на окраине поселка, на изломе косы, он остановился на минуту.

— Тополь-то по-прежнему стоит, — заметил он задумчиво. — С моря когда посмотришь — как памятник стоит…

Мне было непонятно, почему с такой печалью сказал он эти слова и почему отвернулся, но я не решался спросить.

Песок на косе был совсем золотым от вечерней зари, и только у тополя лежала синяя смутная тень.

Там, в тени, на шпангоуте баркаса, окруженный рыбаками, сидел дедушка Арсений. Он что-то рассказывал, когда мы подошли. Волков поздоровался тихо, чтобы не помешать, но старик замолчал.

— Сказки рассказываете? — спросил Волков, оборачиваясь к старику. — Мы не помешаем?

Дедушка Арсений улыбнулся:

— Чего там… Вижу — морской человек. Про тополь этот говорим. Непонимающие тут есть. Вот я и толкую им… Вечное дерево это.

— Ты объясни человеку, — откликнулся Михайло.

Дедушка Арсений обернулся к нам.

— Потому вечное, что в корнях его рыбачья кровь живая! Вот почему…

— Я слышал об этом, — неожиданно сказал Волков, но старик не удивился.