Сочинения в 2 т. Том 2

— Вы очень смелы, — заключил губернатор, прямо, испытующе глядя Рикорду в лицо. — Я бы сказал, до подозрительного смелы… Но поскольку вами руководит благородное чувство патриота, я прощаю вам неосторожное слово. Итак, для вас не имеет никакого смысла дальняя дорога в столицу. Оставайтесь в Иркутске и ждите решения правительства. Сегодня же я перешлю ваше донесение в Петербург. Я поддержу ваше ходатайство.

Рикорд поклонился и, опираясь на палку, волоча искалеченную ногу, медленно вышел из кабинета. В приемной ждали несколько посетителей: какие-то франты купеческого типа; какая-то дама, вся в брошках, перстнях, ожерельях, звенящая и сверкающая, будто карусель. Она первая вбежала в кабинет, и через полуоткрытую дверь Рикорд слышал ее капризно-наигранный голос:

— Что это за странные визитеры? Я могу подумать, мой милый, что вы принимаете беглых солдат?..

Купчики-франты осматривали моряка молча, удивленно и вызывающе. Он неторопливо одел шляпу, закурил трубку и, громыхая палкой, прошел мимо этих холеных барчуков, пустив в лицо одному из них густую струю дыма…

* * *

Записка, полученная Головниным, была нацарапана ржавым гвоздем на измятом клочке бумаги. Долго, до боли в глазах, всматривался капитан в еле приметные царапины, однако смог разобрать лишь несколько разрозненных слов. Все его попытки соединить эти слова в какую-то осмысленную фразу не удавались. Было понятно только одно: Хлебников пытался предупредить капитана о какой-то серьезной опасности.

Загадочную записку передал капитану переводчик Алексей. Утром, когда караульные вывели Алексея в коридор на прогулку, он три или четыре раза прошел у самой каморки Головнина, напряженно вглядываясь сквозь решетку в лицо капитана. Головнин приблизился к решетке и спросил чуть слышно:

— Что случилось?

Словно в испуге, Алексей отшатнулся и прошел дальше по коридору. Стража не особенно наблюдала за курильцем: отсюда не было никакой возможности бежать. Кроме того, солдаты знали, что бежать в одиночку, да еще утром, Алексей ни за что не решится. Они стояли у двери, глядя на тюремный двор, увлеченно разговаривая о чем-то. Алексей уловил эту минуту и бросил сквозь решетку смятый клочок бумаги. Головнин сразу же наступил на записку и долго стоял у решетки, пока солдаты не вышли во двор.

Что хотел сообщить Хлебников? Его подпись обозначалась отчетливо: расписываясь, он слегка повернул гвоздь, и ржавчина осталась на извилистой вмятине. Она осталась и на словах: Камчатка… исправник Ломакин… курильцы… Алексей… будьте осторожны… надежда…

Головнину понадобилось несколько часов, чтобы в слове «Камчатка» рассмотреть еще несколько букв: теперь начало этой фразы читалось: «Камчатский исправник Ломакин»…

Будучи в Петропавловске-Камчатском, Головнин ни разу не слышал фамилии Ломакин. Возможно, что такой человек и действительно существовал и даже побывал на «Диане», но какое отношение мог он иметь, этот исправник, к пленным морякам в Хакодате?

Неожиданная догадка поразила Головнина: могло же случиться, что Хлебников сошел с ума? В этом жестоком плену и сам капитан иногда чувствовал себя на грани… Какое несчастье! Хлебников был прекрасным товарищем, решительным, никогда не терявшим самообладания. В неусыпных изменчивых планах бегства, с которыми капитан не расставался, именно Хлебникову он собирался поручить одно из решающих заданий.

Вечером Алексея заставили убирать в коридоре. Выждав удобную минуту, Головнин спросил:

— Что с Хлебниковым? В своем ли он уме?..

— После узнаете, — прошептал Алексей, покосившись на караульного. — После…

Головнин протянул сквозь решетку руку, взял его за локоть.

— Что означает записка? О какой опасности он пишет?..

Алексей высвободил руку и с усердием принялся мести пол.

В начале сентября губернатор снова потребовал к себе пленных. Казалось бы, следствие давно уже было закончено — с малыми и большими перерывами оно продолжалось почти пятьдесят дней, — но страж законов в Хакодате не унимался; каких-то показаний ему еще не хватало, поэтому он придумывал все новые вопросы, пытаясь даже подсказывать ответы.

Как обычно, перед допросом пленных усадили на скамьях, во дворе замка, и Хлебников поторопился занять место рядом с капитаном. Глядя на легкие тучки, плывшие в вышине, он проговорил вздыхая:

— Погоды стоят чудесные, только бы плыть и плыть… Кстати, вы заметили, Василий Михайлович, что этот старик, приставленный к нам недавно, все время прислушивается к нашему разговору? Быть может, он знает по-русски? Мне точно известно, — их переводчик говорил, — что в Хакодате есть человек, который жил одно время в Петропавловске.

— Я не мог прочитать твою записку, — сказал Головнин. — Спрашивал у Алексея, но тот не ответил. Что серьезное произошло?

Хлебников по-прежнему смотрел на небо; лицо его оставалось задумчивым и кротким, голос звучал бесстрастно: