Асмолов и Крепняк пришли к Николаю почти на рассвете. Осторожно ступая, они вошли в комнату Ильи. Варичев открыл глаза и обернулся. Сняв фуражку, Асмолов приблизился к нему.
— Живем, Борисыч?..
— Спасибо, — сказал Илья.
Придвинув стул, Крепняк присел около постели. Асмолов сел на скамью у стены.
— И все-таки неправильно это, — сказал он. — А что, если бы ты погиб? И Степка, и ты?..
— Нет, правильно, — твердо сказал Илья.
— Ты о себе-то думал? — спросил Асмолов.
Илья улыбнулся.
— Конечно, да. Но я знал, что это благородно…
Крепняк, молча слушавший их беседу, неожиданно сказал;
— А вот Серафима не думала, как это выглядит. Просто хотела спасти человека.
Варичева ударили эти слова. Старый рыбак ловил его на слове. Он промолчал, однако, словно не поняв. Одновременно он подумал, что Крепняк, видимо, очень умный, вернее, хитрый человек и что (об этом он подумал почти с негодованием) Крепняк, несмотря на пользу, которую он, Варичев, уже принес, несмотря на факты, все еще недоверчиво относился к нему.
Тяжело вздохнув, Асмолов закрыл лицо рукой.
— За одни сутки столько заботы. А теперь вот новое дело… Еще одно.
— Какое? — спросил Илья.
— Японцев к нам штормом забросило. Шхуна. Пять человек на борту…
— Надо бы сообщить на пост, — заметил Крепняк. — Далеко только, правда… Поскорее бы радио установить.
— Все равно, — сказал Илья, — нужно немедленно сообщить.
Асмолов тряхнул головой.
— В шторм они не уйдут. А на причале я поставил вахту. Утром соберем Совет и решим, как дальше будет.
Мельком он заметил бумагу на столе, взял ее, взглянул сначала безразлично, потом пристально посмотрел, и руки его задрожали. Он перевел на Варичева глаза:
— Маяк?..
Илья кивнул головой.
— Ты писал это?
— Как видите, — сказал Илья.
— А свет? — спросил Крепняк.
— Я все продумал, — сказал Варичев. — Соберем все зеркала. Я сам построю рефлектор. Конечно, временный… В городе закажем настоящий.
— Ну здорово! — засмеялся Асмолов. — Это, брат, до зарезу нам нужно. Сто раз говорили… — Он замолчал вдруг, нахмурив брови.
— Степка про это больше всех говорил. Почему — он? Никто другой, а он. Зачем ему, мазурику, маяк? А ведь он целыми ночами не спал, все чертил… чертил… камни всякие высматривал, для фундамента, дескать…
Варичев не знал об этом. Он был уверен, что замысел свой Петушок держит в секрете. Но и здесь, оказывается, обошел его Петушок. Сердце Ильи забилось… Он вынес из огня этого человека.
— Будем строить, — сказал Асмолов весело. — Теперь уже построим наверняка.
Но почему-то Илья не испытал теперь той радости, в которой еще недавно был так уверен, которую ждал. И никто иной — Степка вырвал эту радость.
Когда ушли Асмолов и Крепняк, он долго еще рассматривал чертеж и потом равнодушно бросил его в ящик стола. Он не знал, что утром о проекте этом будет знать весь поселок, что Андрюша сложит песню о маяке, что найдется человек, который скажет первый: вот кто должен быть главным у нас!
Но так произошло. Ранним утром в доме Николая собрались рыбаки. Степку, едва пришедшего в сознание, отнесли в дом Рудого. На этом настоял Илья: он не хотел встречаться с ним.
На лавках у стен разместились старые рыбаки. Молодежь просто уселась на пол, как на палубе баркаса. Бледный от бессонной ночи Асмолов встал перед рыбаками, опустил седую, косматую голову.
— Крепко я думал после вчерашних сборов. Крепко думал, всю ночь. И вот, вижу теперь, виноват. Я виноват. Нет у меня оправдания. Степку я просмотрел.
Он помолчал. Никто не ответил ни слова.
— Не должно мне оставаться в Совете, — сказал Асмолов. — Боевой мостик слепому нельзя доверить.
— Так, — сказал кто-то из рыбаков.
Казалось, Асмолов зарыдает сейчас, но он только посмотрел на всех долгим взглядом.
— Если позволите, делом я докажу, что чистая у меня душа.
— Мы и сейчас верим, — откликнулся кто-то. Но другой голос назвал имя Варичева. И Варичев слышал, как сначала тихо, но потом все громче и шумнее имя его зазвучало в горнице.
Молодой рыбак с кавасаки встал и спросил:
— Это правда, что он маяк задумал строить?
— Правда, — ответил Асмолов.
— Хороший человек, — просто сказал рыбак.
В горницу только что вошел Рудой. Он слышал эти слова.
— Петушок завещание наказал передать, — сказал он негромко, и сразу установилась тишина. — Ни в чем не виноват Асмолов, говорит… Добрый, говорит, и сердечный человек. А только Илью Борисыча выбрать надо.
— Зачем он это говорит? — строго спросил Крепняк.
— А затем, — ответил Рудой, — что Илья Борисыч всю беду, что Петушок сделал, выправит. Просил он меня сказать, вот и говорю.
— Он вину свою искупает, Степка! — крикнула Серафима. — Не тот он уже человек.
Крепняк хмуро и удивленно взглянул на нее.
— Да захочет ли еще Илья Борисыч?
Но Асмолов сказал:
— Доверие народа — самая высокая честь.