Джо Гиллиген
— Он помирает, а ему достается женщина, которая ему вовсе и не нужна, а я вот не помираю… Маргарет, что же мне делать? Что я могу сказать?
Эмми
— «Пойди сюда, Эмми… Ох, иди же ко мне, Дональд». Нет, он мертвый.
Сесили Сондерс
— Джордж, бедный, милый… любовь моя… Что мы наделали?
Миссис Берни
— Дьюи, Дьюи, такой храбрый, такой молодой…
(«Это Дональд, мой сын. Он умер».)
8
Миссис Пауэрс поднималась по лестнице под любопытным взглядом миссис Сондерс. Хозяйка дома встретила ее холодно, почти грубо, но миссис Пауэрс настояла на своем и, следуя указаниям матери, нашла дверь в комнату Сесили и постучала.
Подождав, она снова постучала и позвала:
— Мисс Сондерс!
Снова молчание, напряженное, недолгое, — и голос Сесили, глухо:
— Уходите!
— Прошу вас, — настаивала гостья. — Мне нужно видеть вас.
— Нет, нет, уходите!
— Но мне необходимо вас видеть. — Ответа не было, и она добавила: — Я только что разговаривала с вашей мамой и с доктором Мэгоном. Впустите меня, прошу вас!
Она услыхала движение, скрип кровати, потом — снова тишина. «Дурочка, зря тратит время, пудрится. Да ты сама тоже напудрилась бы», — сказала она себе. Дверь под ее рукой отворилась.
Следы слез стали только заметнее от пудры, и Сесили повернулась спиной к миссис Пауэрс. Та видела отпечаток тела на постели, смятую подушку. Миссис Пауэрс села в ногах кровати — стул ей не предложили, — и Сесили, на другом конце комнаты, опершись на подоконник, нелюбезно спросила:
— Что вам надо?
«Как похожа на нее эта комната!» — подумала гостья, глядя на светлое полированное дерево, туалет с тройным зеркалом, уставленный хрупким хрусталем, и тонкое белье, сброшенное на стулья, на пол. На комоде стояла маленькая любительская фотография в рамке.
— Можно взглянуть? — опросила она, инстинктивно угадывая, чья это фотография.
Сесили упрямо повернулась спиной, и сквозь прозрачный свободный халатик прошел свет из окна, очертив ее узенькую талию. Миссис Пауэрс подошла и увидала Дональда Мэгона — без шапки, в помятой расстегнутой куртке, он стоял у железной ограды, держа маленького покорного щенка за шиворот, как сумку.
— Очень на него похоже, правда? — спросила она, но Сесили грубо сказала:
— Чего вам от меня надо?
— Вы знаете, ваша матушка меня спросила то же самое. Видно, она тоже считает, что я вмешиваюсь не в свое дело.
— А разве нет? Никто вас сюда не звал. — Сесили повернулась к ней, прислонясь бедром к подоконнику.
— Нет, я не считаю вмешательством то, что оправдано. А вы?
— Оправдано? Кто же вас просил вмешаться? Неужели Дональд? А может, вы меня хотите отпугнуть?
Только не говорите, что Дональд просил вас избавить его от меня: это ложь.
— Но я и не собираюсь. Я только хочу помочь вам обоим.
— Знаю, вы против меня. Все против меня, кроме Дональда. А вы его держите взаперти, как… как арестанта. — Она круто повернулась и прислонилась к стеклу.
Миссис Пауэрс сидела спокойно, разглядывая ее хрупкое полуобнаженное тело под этим бессмысленным халатиком — прозрачным, как паутинка, хуже чем ничего, дополнявшим что-то, обшитое кружевцем, видневшееся над длинной шелковистой линией чулок… «Если бы Челлини был монахом-анахоретом, он бы вообразил ее именно такой», — подумала миссис Пауэрс, смутно представляя себе девушку совсем нагой. Потом встала с кровати, подошла к окну. Сесили упрямо отвернула голову, и, думая, что она плачет, гостья осторожно погладила ее плечо.
— Сесили, — сказала она тихо.
Но зеленые глаза Сесили были сухи, как камни, и она быстро перешла комнату легкими, грациозными шагами. Она остановилась у двери, широко распахнув ее. Но миссис Пауэрс не приняла вызов, осталась у окна. «Неужто она никогда, никогда не забывает позировать?» — подумала она, смотря, как девушка с заученной грацией, полуобернувшись, как на свободном шарнире, стояла у дверей. Сесили встретила ее взгляд с высокомерным, повелительным презрением.
— Неужели вы не выйдете из комнаты, даже когда вас просят? — сказала она, заставляя себя говорить размеренно и холодно.
Миссис Пауэрс подумала: «О черт, все это бесполезно», — и, подойдя к кровати, прислонилась к изголовью. Сесили, не меняя позы, подчеркнутым жестом еще шире распахнула двери. Миссис Пауэрс стояла спокойно, изучая ее заученное хрупкое изящество («Ноги прелестные, — подумала она, — но зачем она так позирует передо мной? Я же не мужчина»), потом медленно провела ладонью по гладкому дереву кровати. Вдруг Сесили грохнула дверью и вернулась к окошку. Миссис Пауэрс подошла к ней.
— Сесили, почему бы нам не поговорить спокойно? — (Девушка не ответила, словно перед ней была пустота, и только нервно мяла занавеску.) — Мисс Сондерc!
— Оставьте меня в покое! — вдруг вспыхнула Сесили, опалив ее гневом. — Мне с вами не о чем разговаривать. Зачем вы пришли ко мне? — Глаза у нее потемнели, смягчились. — Хотите его отнять? Берите! У вас есть все возможности — заперли его так, что даже мне нельзя его видеть!