Джонс опустил желтые глаза. И тут он повел себя, как женщина: повернулся и стал уходить, не сказав ни слова. Но он увидел в конце сада Эмми, развешивавшую белье на веревке. Миссис Пауэрс, глядя вслед его крадущейся фигуре, сказала: «А-а!», потому что заметила Эмми, которая развешивала выстиранное белье на веревке точными жестами маски из греческого хора.
Она смотрела, как Джонс подходил к Эмми, как Эмми, услыхав его шаги, остановилась, высоко подняв какую-то вещь, полуобернувшись через плечо. «Вот скотина, — подумала миссис Пауэрс, не зная, идти ли на выручку к Эмми. — А какая польза? Все равно он потом вернется. Неужели мне стать цербером для Эмми?» Она отвернулась — и увидела Гиллигена. Подойдя к ней, он сразу выпалил:
— Черт бы подрал эту девчонку. Знаете, что я думаю? По-моему…
— Какую девчонку?
— Эту, как ее там, Сондерс, что ли. По-моему, она. чего-то боится. Ведет себя так, будто влипла в какую-то беду, и, чтобы выпутаться, решила поскорее выйти замуж за нашего лейтенанта. Перепугана до черта. Бьется, как рыба на песке.
— Почему вы ее так не любите, Джо? Не хотите, чтобы они поженились?
— Нев этом дело. Просто меня злит, когда она каждые двадцать минут меняет решение. — Гиллиген протянул ей сигарету, она отказалась, и он сам закурил. — Завидую, наверное, — сказал он, помолчав. — Вот лейтенант женится, хоть ни ему, ни ей это вовсе не нужно, а вот та, кого я люблю, никак не идет ко мне…
— Что такое, Джо? Разве вы женаты?
Он посмотрел ей в глаза.
— Перестаньте так говорить. Сами знаете, о чем я.
— О господи! Дважды за час! — Его взгляд был так строг, так серьезен, что она сразу отвела глаза.
— Что вы сказали? — спросил он. Миссис Пауэрс сняла розу с груди, воткнула ему в петличку.
— Джо, зачем эта скотина тут вертится?
— Кто? Какая скотина? — Он увидел, куда она смотрит. — Ах, этот поганец. Как-нибудь я его изобью до смерти, из принципа. Не нравится он мне.
— Мне тоже. С удовольствием посмотрю, как вы его отделаете.
— Он к вам приставал? — быстро спросил Гиллиген.
Миссис Пауэрс прямо посмотрела на него.
— По-вашему, это возможно?
— Вы правы, — признался он. Потом посмотрел на Джонса, на Эмми. — И еще вот что. Эта мамзель Сондерс и ему позволяет вертеться около нее. А мне не нравятся все, кто с ним запанибрата.
— Не глупите, Джо. Просто она очень молода и еще мало чего понимает в мужчинах.
— Ну, если из вежливости называть это так, я, пожалуй, соглашусь. — Он коснулся взглядом ее щеки, оттененной черным крылом волос. — Если бы вы дали человеку понять, что выходите за него замуж, вы бы не швырялись им, как мячиком.
Она смотрела вдаль, в глубь сада, и он повторил:
— Правда, Маргарет?
— Вы тоже глупый, Джо. Только вы хоть и глупый, но милый. — Она встретилась с его настойчивым взглядом, и он сказал:
— Маргарет?
Она сразу положила свою ловкую, сильную руку на его рукав.
— Не надо, Джо. Пожалуйста!
Он рывком сунул руки в карманы и отвернулся. Они молча пошли рядом.
4
Весна легким ветерком обдувала бахромку волос, когда ректор, закинув голову, протопал по террасе, как старый военный конь, думавший, что всем войнам уже пришел конец и вдруг услыхавший звук трубы. Птицы на ветру параболой носились над лужайкой, от дерева к дереву, и одно деревцо на углу, перед домом, взметало кверху белогрудые листья, замирая в страстном порыве; ректор в восторге остановился перед ним. Знакомая фигура мрачно шла по дорожке от кухонной двери.
— С добрым утром, мистер Джонс, — прогремел ректор, и воробьи шарахнулись с дикого винограда. Невыносимый экстаз охватил деревцо от этого баса, листья трепеща рванулись к небу пленным серебряным потоком.
Джонс ответил: «Доброе утро», потирая руку с медлительной, тяжеловесной злобой. Он поднялся по ступенькам, и ректор обдал его волной восторженной благожелательности:
— Пришли поздравить нас с добрыми вестями, а? Отлично, мой милый, отлично! Да, все наконец улажено. Входите же, входите!
Эмми воинственно влетела на веранду.
— Дядя Джо, — сказала она, косясь на Джонса сердитым горячим глазом.
Джонс, прижав к себе ушибленную руку, свирепо уставился на нее. «Ты мне за это ответишь, черт тебя дери!»
— А? Что такое, Эмми?
— Мистер Сондерс у телефона: просит узнать, примете ли вы его сегодня утром? — («Что, получили? Так вам и надо, отучитесь приставать ко мне!»)
— Да, да, мистер Сондерс должен зайти, обсудить все планы насчет свадьбы, мистер Джонс.
— Понимаю, сэр. — («Я тебе еще покажу!»)
— Что ему передать? — («Попробуйте, если сможете! Ничего-то у вас не выходит, жирный вы червяк!»)
— Непременно передай, что я и сам хотел зайти к нему. Да, да, непременно. Да, мистер Джонс, нынче утром нас всех надо поздравить.
— Понимаю, сэр. — («Ах ты, потаскушка!»)
— Так и передай ему, Эмми.
— Хорошо. — («Сказано было, что я с вами сделаю? Сказано вам было: не приставайте? Вот и получили!»)
— Да, Эмми, мистер Джонс с нами завтракает. Надо же отпраздновать, мистер Джонс, не так ли?
— Без сомнения! Сегодня у нас у всех праздник! — («Оттого я и бешусь! Предупреждала меня, а я не обратил внимания. Прищемить мне руку дверью! Провались ты к чертям!»)