Собрание сочинений в 2-х томах. Том 1

Во единый день, когда Иаков и Селима изображали друг другу тоску свою на том же месте, внезапу услышан был во всем доме стук текущих колесниц и топот верблюдов бегущих. Иаков умолкает, преклоняет слух свой, и во оном шуме познает он гласы сынов своих. Он восстает и хощет идти во стретение им, но вдруг зрит их самих, идущих к его сени; ныне все они дерзают внити в сие убежище. Вениамин прежде всех устремляется в объятия отца своего, который, прижав его к персям своим: «Когда я тебя узрел, — рек он, — я ни о чем более небес не умоляю и сниду во гроб с меньшею скорбию». Он объемлет потом всех своих сынов и тем любезнее приимлет Симеона, чем долее удален он был от родительского дому. Селима, узрев Вениамина, восхищается. Между тем, в очах юнейшего сына Иаковля сияла чрезмерная радость; сколь ни старался он ее умерить, но, вырываяся из сердца, исходила она на чело его, на лицо и очи. «Дражайший отче мой! Селима! — рек он. — Возвращение наше есть самая малейшая вина тоя радости, которую мы вам приносим ныне». — «Но кое удовольствие мог бы я еще вкусити? — отвещает Иаков. — Или странствие твое, любезный сын, разгнало прежнюю тоску твою? А я доныне в равной страдаю скорби, и токмо возвращение ваше могло на несколько остановити оную». — «Иль не осталось, — рек Вениамин, — нималой нам надежды узрети Иосифа?» — «Увы! — отвещает старец. — Исчезла вся моя надежда, звери лютые отдают ли когда корысть свою?» — «Не возмог ли он спасти себя от них?..» — прерывает Вениамин, и очи его оживляются, и чувствования, кои он хощет заключити в душе своей, исходят на лицо его, как солнечные лучи легкое проницают облако. «Если б не погиб он, — вещает Иаков, — неужели бы небеса не возвратили его в мои объятия?.. Но кая радость исполняет твою душу? Никогда не произносил ты имя Иосифово без пролития слез; ныне... все дети мои исполнены веселием... Я знаю, что Иосиф в тебе оживляется, но, увы! уже нет его... Или был ты боле нас счастлив и видел тень его?» Во время сея беседы Селима, воздыхая, устремила очи свои на образ возлюбленный. Тогда Вениамин, не возмогши своего восторга одолети: «Блажен отец мой! — возопил он. — Тщетно хотел я тебя уготовити... Собери силы свои пренести радость неизреченную: жив сын твой Иосиф». В то же время все сыны Иаковли возопили: «Жив сын твой Иосиф!»

Как глас ангела, остановившего руку Авраама, подъятую на сына его, вселил радость в скорбящее сердце сего смущенного отца и оживил всю природу, стенящую о таковом жертвоприношении, — тако сии повторяемые толикими устами слова проницают сердце Иаковле и весь дом его. Селима, сильнейшим объята удивлением, прерывает свои воздыхания, отвращает вдруг очи свои от образа Иосифова; восхищенна, но колеблющаяся между сомнением и надеждою, пребывает она неподвижна, безгласна, простирающа руки и устремляюща взоры свои на Вениамина, алкая проникнути все слова, кои из уст его изыдут. Но скоро Иаков, не хотяй верити сынам своим: «Неужели вы старости моей ласкати восхотели, — рек он, — неужели согласились вы сим вымыслом утешити последние дни мои? И ежели то так, оставьте вы меня слезы проливати, мне скорбь моя любезна, и я предпочитаю ее уверению о таком счастии, коего нет со мною... Если б жив был Иосиф, кто бы возмог удержати его удаленна от меня». — «Он ожидает тебя, — отвещает Вениамин, — сей сильный и добродетельный муж, коего весь Египет почитает, коего премудрость нам была прославляема, который желал слышати о тебе и Селиме, который питал весь дом наш, возвратил злато наше, не возмог отпустити от себя всех твоих сынов, возжелал зрети меня...» — «Вещай! — рек Иаков. — Скончай слово свое. Великий боже! благословлю неисповедимые судьбы твоя...» — «Сей муж, — отвещает Вениамин, — сей есть сын твой Иосиф».

По сих словах Селима возопила гласом радости, но, не возмогши пренести своего восторгу, она бледнеет, упадает, очи ее затворяются; тако сопротивляющийся долгое время свирепым вихрям цвет увядает внезапно от луча солнечного; имя Иосифово к жизни ее призывает. Но Иаков долгое время ни единого слова не вещает; поверженный в глубокое молчание и желая разгнати последнее облако, подъемлющееся в душе его: «Возможно ль быть сему?— рек он.— Великий боже! возможно ль, чтоб мне возвращен был сын мой?.. Возлюбленные дети! я готов верити словам вашим... хощу сего... но толь внезапная весть... счастие толь неожидаемое... прости, Вениамин, если я еще в оном сумневаюсь. Страшусь увериться на толь малых доказательствах; если же все сие мечта, в какую бездну я паки повержен буду! Многое велит мне познавати сына моего в правителе Египта, но во многом не зрю я Иосифа! Как! Он предпочтил нам величество! Уклонился в чужую страну от отца своего и Селимы! Оставил нас проливати слезы, наслаждаясь сам блаженною судьбою! Отпустил вас прежде, не позная! Не возвестил мне о жизни своей!..»