Мимо как раз прошли братья Югон, и Филипп велел Ла Фалуазу замолчать. Мужчины заговорили о предстоящей свадьбе. Жорж рассердился на Ла Фалуаза, пустившегося в излишние подробности. Верно, что Нана силком навязала графу Мюффа свою бывшую пассию; зато ложь, что Нана только накануне спала с Дагне. Фукармон позволил себе непочтительно пожать плечами. Как будто кто-нибудь может знать, с кем спит Нана! Но Жорж в пылу ссоры бросил: «А я, сударь, знаю!», чем вызвал дружный смех собеседников. Тут такое творится, что сам черт не разберет, как правильно выразился Штейнер.
Мало-помалу в буфет привалила публика. Мужчины уступили место жаждущим и ушли, держась все вместе. Ла Фалуаз дерзко оглядывал дам, словно находился в Мабиле. В конце аллеи орава наткнулась на удивительную картину: г-н Вено о чем-то доверительно беседовал с Дагне; и посыпались незатейливые шутки: старик исповедует Дагне, да нет, дает ему советы насчет первой брачной ночи… Затем все четверо снова встали в дверях гостиной, где задорная полька уносила пару за парой своим вихревым ритмом, расчищая дорогу между двух шпалер нетанцующих мужчин, жавшихся к стенам. Ветерок, врывавшийся из сада, колебал пламя свечей, подымавшееся чуть ли не до самого потолка. И, когда негромко прошелестев шелком в такт музыки, вздувался подол чьей-то юбки, в накаленном люстрами воздухе проносилась струя свежести.
— Да, черт побери, здесь не замерзнешь! — сострил Ла Фалуаз.
После таинственного полумрака сада они растерянно жмурили глаза; и вдруг переглянулись, заметив одинокую фигуру маркиза де Шуар, возвышавшегося над целым строем обнаженных дамских плеч. Его суровое бледное лицо, на котором застыло выражение высокомерия и достоинства, окаймлял венчик поредевших седых кудрей. Возмущенный поведением своего зятя, графа Мюффа, старик открыто порвал с ним всякие отношения, поклявшись, что ноги его здесь больше не будет. А если он явился сюда сегодня, то лишь уступая просьбам внучки, брак которой он, впрочем, не одобрял, при каждом удобном и неудобном случае разражаясь грозными рацеями против недугов, разъедающих высшие классы, и без того опозоренные причастностью к современному разврату.
— Ах, это конец! — шепнула г-же Шантеро г-жа Дюжонкуа, не покидавшая своего уголка возле камина. — Эта девка совсем околдовала несчастного Мюффа… А помните, какой это был благородный, какой верующий человек!
— Утверждают, что он накануне разорения, — подхватила г-жа Шантеро. — Моему мужу случайно попал в руки вексель… Он теперь открыто переселился в особняк на аллее Вийе. Весь Париж об этом говорит… Бог мой! Я вовсе не собираюсь извинять поведение Сабины; однако согласитесь, он сам дает ей немало поводов для жалоб, и если она швыряет деньги на ветер…
— Если бы только деньги! — перебила ее собеседница. — Словом, оба тянут друг друга в пропасть… Залезли по уши в грязь, милочка.
Но тут их прервал чей-то кроткий голос. Это заговорил г-н Вено. Он только что уселся в глубине за их креслами, как бы желая стушеваться, и, нагнувшись к дамам, шепнул:
— К чему отчаиваться? Господь бог проявляет милость свою, когда нам представляется, что все уже погибло.
Господин Вено с невозмутимым спокойствием наблюдал развал этой семьи, которой некогда руководил. Со времени своего пребывания в Фондете он даже не старался обуздать безумия хозяев, видел, как оно росло, но сознавал, что бессилен справиться с ним. Он смирился со всем: и с бешеной страстью графа к Нана, и с постоянным присутствием Фошри, даже с женитьбой Дагне на Эстелле. Какая все это малость! И он стал более покладистым, держался еще более загадочно, вынашивая в глубине души надежду постепенно прибрать к рукам и молодую чету, и чету живших в разладе супругов Мюффа, прекрасно понимая, что именно великие бесчинства вселяют жажду великого благочестия. Пробьет еще час, исполнится воля господня.
— Наш друг по-прежнему воодушевлен самыми высокими религиозными чувствами, — продолжал он вполголоса. — Он дал мне в том столь благостные доказательства…
— Если так, — заметила г-жа Дюжонкуа, — он обязан прежде всего помириться с женой.
— Без сомнения… Я как раз твердо уповаю, что примирение не за горами.
Тут обе пожилые дамы приступили к нему с вопросами. Но он снова напустил на себя смиренный вид: не лучше ли предоставить все мудрости божией. Добиваясь воссоединения графа с супругой, он главным образом старался избежать публичного скандала. Религия закрывает глаза на многие слабости людские, лишь бы соблюдались приличия.
— Так или иначе, вы обязаны были помешать браку Эстеллы с этим авантюристом, — продолжала наседать г-жа Дюжонкуа.
Старичок взглянул на нее с глубочайшим изумлением.
— Вы ошибаетесь, господин Дагне весьма достойный молодой человек… Мне известен его образ мыслей. Он искренне, от души желает загладить свои юношеские заблуждения. Эстелла сумеет вернуть его на путь истинный, помяните мое слово.
— О, Эстелла! — пренебрежительно буркнула г-жа Шантеро. — По-моему, наша милая крошка не способна ни на какое проявление воли. Куда ей!