Собрание сочинений. том 7.

Как раз сегодня к вечеру Нана должна была прибыть к себе в Миньоту. С тех самых пор, как Штейнер в мае купил ей это поместьице, ее порой охватывало такое страстное желание поскорее перебраться туда, что она принималась плакать; но на все ее просьбы об отпуске Борденав отвечал отказом; обещал отпустить ее в сентябре, ссылаясь на то, что в разгар Выставки даже на один вечер не желает выпускать на сцену дублершу. А в конце августа он заговорил об октябре. Тогда Нана в бешенстве заявила, что так или иначе будет в Миньоте не позже пятнадцатого сентября. И, чтобы позлить Борденава, она в его присутствии наприглашала к себе кучу гостей. Как-то вечером, когда граф Мюффа, все домогательства которого она искусно отвергала, трепеща, в сотый раз вымаливал ее любовь, она наконец пообещала быть с ним поласковее, но только в Миньоте; и ему тоже она назвала пятнадцатое сентября. Но двенадцатого ее вдруг охватило неодолимое желание отправиться в Миньоту немедленно, сейчас же, с одной только Зоей. А то, если Борденав узнает о ее намерении, он уж сумеет ее удержать в Париже. Нана становилось весело при одной мысли, как она оставит его с носом, послав медицинское свидетельство от своего врача. Как только ей в голову засела мысль отправиться в Миньоту и пожить там дня два в одиночестве, никому не сообщая о приезде, она совсем затормошила Зою; велела немедленно складывать чемоданы, чуть не силой втолкнула ее в фиакр и только тут, расчувствовавшись, поцеловала горничную и попросила прощения за все. Лишь на вокзале в буфете она вспомнила о Штейнере и решила предупредить его письмом. Она просила банкира приехать не раньше послезавтрашнего дня, если он, конечно, хочет, чтобы она хорошенько отдохнула. Но тут ее осенила новая идея, и она настрочила еще одно письмецо к тетке, умоляя ее немедленно привезти в Миньоту крошку Луи. Мальчику так полезно побыть в деревне! И как же им весело будет резвиться в саду! Всю дорогу до самого Орлеана она говорила только об этом, глаза ее увлажнялись, и во внезапном порыве материнской любви она смешивала в одно цветы, птичек, свое дитя.

Миньота находилась в трех лье от железнодорожной станции. Целый час ушел на то, чтобы найти экипаж, и только с трудом удалось нанять какой-то разболтанный огромный рыдван, который медленно покатил по дороге, громыхая, как воз с железом. Нана тут же набросилась с вопросами на кучера, молчаливого старичка. Часто ли ему случалось проезжать мимо Миньоты? Значит, это сразу же за холмом? Там, должно быть, масса зелени? А виден ли издали дом? Старичок что-то невнятно буркал в ответ. Нана подпрыгивала от нетерпения, а Зоя, которая не могла примириться с их внезапным отъездом из Парижа, сидела хмурая, сердито выпрямившись. Вдруг лошадь остановилась, и Нана решила, что они уже в Миньоте. Она высунулась из окошка, крикнула:

— Приехали?

Не отвечая, старичок хлестнул лошадь, и она стала с трудом подыматься на откос. Нана с восхищением оглядывала необъятную долину, серенькое небо, где постепенно сгущались тучи.

— Ты посмотри, Зоя, какая трава! Что это рожь, да?.. Боже мой, до чего же тут хорошо!

— Сразу видно, что мадам никогда не жила в деревне, — снизошла наконец Зоя, обиженно поджимая губы. — Я-то, слава богу, хорошо деревню знаю, у дантиста, у которого я служила, был в Буживале дом!.. А вечер какой холодный. Должно быть, здесь сыро.

Теперь экипаж проезжал под сенью деревьев. Нана с жадностью, как щенок, вдыхала аромат листвы. Внезапно на повороте она заметила сквозь ветви какое-то строение. Должно быть, здесь! И она снова завела разговор с кучером, который на все ее вопросы отрицательно поматывал головой. Но когда они спустились по склону холма, кучер вытянул кнут и пробормотал:

— Вон, глядите.

Нана вскочила, высунулась до пояса в окошко.

— Где же? Где? — кричала она, побледнев от волнения, ничего не видя.

Наконец она различила угол стены. Тут снова начались возгласы, снова Нана запрыгала на скамейке, по-женски, всецело увлеченная новизною впечатлений.

— Зоя, вижу, вижу! Смотри, с той стороны… Ох, да тут на крыше кирпичная терраса! А там оранжерея! А участок какой большой. Как я рада! Ну смотри же, Зоя, смотри!

Рыдван остановился у садовой решетки. Распахнулась калитка, и навстречу хозяйке вышел садовник — тощий верзила с каскеткой в руке. Нана почудилось, что возница втихомолку над ней посмеивается, и она решила вести себя с достоинством. Поэтому она сдержалась, не побежала, важно выслушала садовника, который, в отличие от кучера, оказался не в меру болтливым; он извинился за беспорядок: ведь письмо, извещавшее о приезде хозяйки, пришло только нынче утром; но, вопреки всем стараниям, ее несло словно на крыльях, и Зоя еле за ней поспевала. В конце аллеи Нана остановилась, чтобы оглядеть сверху донизу свои дом. Это был просторный особняк в итальянском стиле, с боковой пристройкой поскромнее; дом выстроил богач-англичанин, перебравшийся сюда после двухлетнего пребывания в Неаполе, однако очень скоро Миньота ему наскучила.

— Я сейчас все вам покажу, сударыня, — предложил садовник.